Полкоролевства

Записная книжка Люси, упав, открылась на букве «С». Снодграсс, Де, умер год назад, а то и больше. Люси читала «Румпельштильцхена» Барри С., своему старому ученику, который высказал несколько тонких, умных и вполне дружелюбных соображений о рассказе. То же относится к Матту, другому бывшему ученику, прекрасному автору.

Люси вернулась к букве «А» и двинулась в алфавитном порядке по списку друзей, знакомых и людей, которых узнаешь за долгую жизнь в литературном мире: этот знаменит, этот на пути к славе, кто-то, не написав бестселлера, все же неплохо продается, кто-то пока неизвестен, а кто-то останется таковым навсегда. Она позвонила Джеффри. Его не оказалось дома. Люси подозревала, что автоответчик неизменно лжет — хозяин просто прячется. Буква «Д». Салли умерла в две тысячи восьмом. Джон вообще двадцать лет назад. У нее не хватило духа вычеркнуть их адреса.

Если кто-то оказывался дома и снимал трубку, она говорила: «Привет! Это Люси» — и слышала в ответ: «Люси! Боже, настоящая телепатия! Ты не поверишь, но именно в эту минуту я собирался тебе позвонить!», или: «Люси! Рад тебя слышать! Могу я тебе перезвонить? Ты меня поймала в дверях!», или: «Мы как раз садимся ужинать», или: «Люси, милочка, я смотрю эту дурацкую передачу по телевизору», на что она неизменно говорила: «Я оторву тебя на три минуты, это миниатюрка, я назвала ее „Румпельштильцхен в неотложном“» — и начинала читать. Алан — он жил в Калифорнии — сказал, что рано ушел на покой, перестал обучать начинающих авторов, и теперь ему не придется исправлять синтаксические погрешности, на две из которых указал — и справедливо — в ее миниатюре. Он славный, Алан. Тому, Стэнли и Виктории «Румпельштильцхен» соответственно понравился, очень понравился и показался лучшим из того, что Люси когда-либо написала. Норман сказал, что это интересно, а затем прочитал ей собственный рассказ «Перечное дерево», который, по его словам, вымотал ему всю душу. Вивиан сказал: «Ты сама знаешь, это не в моем вкусе», а Джеффри по-прежнему не было дома. Софи крикнула, чтобы Джордан взял параллельную трубку, и они слушали рассказ вдвоем.

— Боль постоянная или только когда двигаетесь? — спрашивает санитар; боль пациента уже срослась с ним, стала его частью и внезапными толчками исторгала из него звуки — то ли кашель, то ли жалобный вскрик.

— И так, и так.

Санитар — новичок. Его перо зависает над отчетом, который он должен сдать по прибытии в больницу. Ведь ему следует написать или «постоянная», или «при движении». Следующий вопрос:

— Как вы назовете эту боль — тупой или режущей?

— Тупой! Черт побери, нет! Она не тупая! О господи, она и не режущая.

Он сосредоточивается на своей боли — и не может определить ни ее точное местоположение, ни когда именно она возникает. Он сравнивает свое ощущение со своим пониманием значения слова «режущая» — нет, «режущая» не подходит так же, как и «жалящая», «стреляющая», «жгучая», «раздирающая», «пульсирующая», «сверлящая» или «ноющая».

Он перебирает слова и не находит ни одного, которое соответствовало бы этой особой разновидности терзающей его боли.

— Дайте мне «Тезаурус Роже»[30], — кричит страдалец.

Поверх страницы, которую она читает, Люси видит, что низенькая официантка направляется к ней. А где пара блондинов со смартфонами? Она не заметила, когда они ушли, как не заметила и того, что уборщики уже водружают на столы перевернутые стулья, а кто-то засунул огромную половую тряпку между двумя валиками, и те отжимали лишнюю воду в ведро размером с детскую ванночку. Люси почувствовала острый запах моющего средства. И продолжила читать: