Полковник Ф.Дж. Вудс и британская интервенция на севере России в 1918-1919 гг.: история и мемуары

237-я Бригада.

Пожалуйста, сообщите полковнику Вудсу в ответ на его № W8, что я прочитал указанную заметку и согласен, что она создает ложное впечатление. Как следствие, я отправил телеграмму в Военное министерство с просьбой опубликовать официальное заявление, в котором нужно указать, что Карельский полк оставался абсолютно лояльным во время неспокойного периода и не поддался на все попытки большевиков посеять в нем семена мятежа или неподчинения. Он может сообщить об этом в полку и добавить, что лично у меня никогда не было сомнений по поводу лояльности полка по отношению к нему или ко мне. Единственная опасность заключалась в том, что агитаторы могли спровоцировать самых невежественных на какие-либо глупые действия, которые они сами не сочли бы нелояльными, но которые могли заставить меня принять жесткие меры. Однако полк своей стойкостью во время неспокойного периода продемонстрировал, что даже это опасение не имеет под собой оснований, и я полностью полагаюсь на его лояльность, в чем солидарен с полковником Вудсом.

Генерал Мейнард.

Этим благополучно завершился инцидент, который мог бы иметь самые серьезные последствия для всей нашей кампании. Мы были благодарны генералу за быстрый ответ и за тон по отношению к полку, высказанный им в сообщениях; это сгладило вред, нанесенный глупостью чиновника из Военного министерства, который написал эту заметку. В то же время справедливость, проявленная генералом, подняла его авторитет в наших глазах.

В Кемь направлялось все больше и больше союзных войск. Прибыл батальон итальянцев под командованием полковника Сифола, французская пехота под командованием полковника Бежу, а также различные британские части в качестве усиления тех, что уже размещались здесь. Для организации продовольственного снабжения из Мурманска прибыл майор Самуэльсон. В его неофициальные функции также входило улаживание отношений. В дополнение к этим официальным пополнениям приезжало много русских офицеров, большинство из которых называли себя полковниками. Их возраст был таков, что некоторые, казалось, начали продвижение по служебной лестнице еще в колыбели, в то время как другие, должно быть, застали времена лучников. Их обязанности оставались туманными, но все они относились к Мурманской армии. Прибыло несколько гражданских лиц, которые, возможно, были русскими (а возможно, и нет), причем у них было достаточно средств, чтобы приобретать в городе припасы. Наша разведка ни на минуту не могла расслабиться, собирая всю возможную информацию об этих лицах, наделенных полномочиями. Как правило, в отчетах указывалось, что все они приезжали из Архангельска.

Одним из них был барон Тизенгаузен. Он называл себя русским, однако его манеры и поведение больше соответствовали национальности, о которой говорила его фамилия. Официально он не был связан с Мурманской армией и проявлял очень большое желание подружиться с нами, оказывая особое расположение карелам. Он никогда не брал с собой жену и не приглашал никого из наших офицеров к себе в гости, однако, поскольку мы не собирались раскрывать ему никаких секретов, мы не отказывались принимать его у себя. Его негостеприимство — совершенно не русская привычка — вызывало еще большие подозрения. Очень занимательно и познавательно было наблюдать за тем, как к барону относились карелы. Когда он обращался к ним, они приходили в такое замешательство, что нетрудно было догадаться: они ему совершенно не доверяют. Через несколько недель такой безрезультатной дружбы с нами он, наконец, перестал скрывать свою связь с Мурманской армией.