ПолЛЮЦИя, ЛЮЦИфер, РевоЛЮЦИя. Часть 2

«Вчера ночью я слушал Люцифера!».

Сонливость мигом растаяла. Не от страха – от осознания небывалого приключения, подаренного Велиалом.

Зачесалось под левой ключицею.

Сердце сжимали колючие ноготки тревоги, но больше щекотали пальчики любопытства. Как в раннем детстве, когда перед сном легонечко, одними подушечками, трогаешь себя ТАМ, и хочется трогать и трогать, потому что это необычно и приятно, даже если родители не разрешают, укладывая руки поверх одеяла.

Несмотря на все запреты, мне хотелось думать и думать о вчерашнем приключении.

Меня распирала гордость!

***

Я чувствовал, что боготворю Люцифера, восхищаюсь им!

Я чувствовал себя частицей великой силы, которая изменит мир.

И, даже, если прекрасный юноша для кого-то – олицетворение Зла, для меня он красивый и добрый.

«Для МЕНЯ – это главное. Это мой Принцип Целесообразности.

Мне плевать на других. Как им – на меня.

Человек человеку – волк. Сказал римский драматург Плавт.

А, может, и не Плавт.

Но мне все равно! Великий Универсальный Принцип Пофигизма в действии – это уже из Эльдара».

Я до хруста потянулся, разминая залежалое тело. Сонливость уходила, вместе с послевкусием головной боли.

Хотелось жить!

«Прочь догмы и тухлую мораль!

Как бы я не корил себя, но Эльдар прав. И Велиал прав: наш мир – это гибель за метал.

Все продается, все покупается. Все на продажу: политика, совесть, любовь…

Еще немного осталось: покорится Киев – покорится славянский мир.

Люцифер подводит последний штрих, накладывает последние мазки к почти завершенной картине, расширяет Европейскую цивилизацию, где браки между мужчиной и женщиной – пережиток, а жалость к ближнему – рудимент.

В старой доброй Европе все, в полном составе, выстроились в очередь, чтобы подписать договор с Дьяволом. Тот человек, который этот договор не подписывает, кажется даже не модным… Унылый натурал, – как говорит Ирка.

Так в чем мое прегрешение? В том, что я хочу принять сторону победителей, стать таким, как ВСЕ?».

Я обвел очумелыми глазами комнату. Будто впервые увидел явное убожество моего существования, и перспективы, которые открывались для Посвященного.

«Стоит лишь захотеть… Я хочу!

Как тысячи и тысячи вчерашних посетителей Амфитеатра».

***

Взгляд зацепился за дешевенький образок Иисуса, по случаю подаренный покойной мамой. Основа пластмассовая, картинка блеклая – совсем никудышный образок.

Верующим я не был, но иконку не выбросил, не сунул под стол вместе с остальным хламом, а приспособил на верхней полке среди книг.

Так она там и пылилась – невостребованная и забытая – вместе с другими репродукциями, которые жалко было выбросить.

Иконка благополучно пережила все мои сношения с Дьяволом (что бы там Велиал не говорил!), и ничем себя не проявляла – в который раз доказывая, что является лишь кусочком пластмассы с наклеенной картинкой.

Но сейчас было по-другому: глаза Иисуса на иконе ожили, губы тронула скорбная улыбка.

Он был огорчен. Не осуждал, но сожалел.

Так сожалеют о неразумном ребенке, который по незнанию или из любопытства, поддавшись на подначки сверстников, прикоснулся языком к замороженному металлу, а теперь мается, плюется кровавой слюной.

***

Былое умиление от ночного путешествия растаяло, сменяясь тревогой.

В который раз пришло понимание, что Велиал втянул меня во что-то нехорошее, откуда нет возврата.

«Но стоит ли жалеть? Я и так пропащий.

Я уже потерял счет загубленным душам.

Да и что изменится, если стану упорствовать?