Полночь

Ехать нам нужно было долго, часов семь, поэтому и выехали мы ночью. Чтобы быть на месте к рассвету. Уже было раннее утро, коралловая полоса рассвета поджигала горизонт, небо стремительно светлело, и над бескрайними лесами просыпалось утро. Извилистая лесная дорога петляла насколько хватает глаз, спускаясь с серпантина. И мы были одни на дороге, превосходно. Рената, стянув мою куртку, сопит рядом, видя уже третий сон. Вечно бы так ехал! Но у вечности, как оказалось имелись свои планы на этот счет. Спускаясь со склона я чувствую, тормоза отказали! Что делать, скорость набрали приличную. Свернуть некуда, слева обрыв, справа, подножия горы. Остается только вперед, пытаясь маневрировать. Я растолкал Ренату, которая спросонья сначала не поняла, что случилось, а потом решила, что я над ней пошутить вздумал. Потом до нее дошло, что все серьезно и никаким розыгрышем и близко не пахнет. Началась паника, блин, лучше б спала дальше! Пытаясь хоть как то снизить скорость, я постоянно дергал ручник, на подъезде к повороту, машина тяжелая, плюс скорость набрали приличную, на мои тщетные попытки снизить скорость с помощью ручника, никак не реагирует.

И тут я вижу, впереди нас здоровенный камень, размером с нашу машину, и искривленная сосна, упрямо растущая прям из под него. Я даже подумал, что у меня начались галлюцинации от стресса. Сквозь камень и дерево, как будто пузырь надувается, сминая, и искривляя вокруг себя пространство, сквозь него видно поляну, где сидит какой-то мелкий пацан. Я начинаю вдавливать сигнал до упора, а он сидит на земле не двигаясь, смотря на нас с круглыми глазами. Рената еще орет под ухо: — тормози тормози, да если бы я мог! В итоге она дергает руль вниз со своей стороны, в надежде вырулить, казалось бы вроде, умеет человек водить. И опасностей не боится, а тут как подменили. Закономерный итог, машина на скорости, с резким поворотом заваливается, и мы продолжаем двигаться в прежнем направлении, только уже кувырком. От удара о землю крышу с моей стороны смяло под углом, сильно приложив меня в плечо и по голове, и я поплыл. Так мы и влетели в этот пузырь, как раз с моей стороны. Как оказалось…камень с деревом никуда не делся…

Сознание возвращалось медленно, как патока по весне, густая, тягучая и липкая. Неспешно втекая в меня. Первым вернулось обоняние, пахло мускусом и миндалем и…кровью и трупами! Никогда не перепутаю этот запах. Запах, который мне казалось навсегда въелся в меня, когда нас молодых студентов отправляли в морг на практику, отвратительно сладковатый. Рената! Блин, до чего же голова болит то…

Вторым вернулся слух… Рядом было двое, обсуждали завершение затянувшейся летней компании, и на что потратят во возвращении в Райлегг. Нет, похоже их трое, и еще кто-то недалеко натужно кряхтит, волоча по земле что-то тяжелое. Какой еще Райлегг, какая еще летняя компания. Жалко, сестра будет плакать… Блин, вот меня приложило то, какая еще сестра. Надо попытаться встать. Как я оказался на земле не помню, видно от удара выкинуло из машины. Похоже я руку поломал, не чувствую ее совсем.

Тут меня схватили за руку, и бесцеремонно потащили, вот же спасатели хреновы! А если у меня позвоночник перебит. На все это безобразие мне хватило сил только еле слышно застонать.

— О, слышь Анкиль, а мелкий то еще жив. Какой я тебе мелкий, метр восемьдесят пять роста и почти восемьдесят килограмм, здоровый жлоб.

— Да? Нукась покажи…глаза я пока еще открыть не могу, но чувствую, что тот кто меня тащил, поднимает меня перед собой, и держит на вытянутой руке как кутенка, силен! Я, пытаясь, выдавить пару слов из себя, чтобы узнать, что с Ренатой? В итоге получаются невнятные стоны.

— Да, тыж погляди, жив еще. Я то думал к остальным его. Что ж делать то теперь? В кучу или к лекарю его?

— Да ты чего, какую кучу, малой ж совсем, давай его к лекарю тащи, да не по земле ты его волоки дубина, я пойду десятнику скажу, еще один выживший есть, может что расскажет. Да и из местных он вроде. Слышь пацан, ты понимаешь, что говорят?

На что мне осталось только снова промычать. Голова раскалывалась просто неимоверно, онемевшая рука болела. И я чувствую, сознание снова уплывает. Следующее пробуждение было в обратной последовательности, сначала я открыл глаза, потом вернулся слух, и потом только запахи, очень хотелось пить. Лежал я на земле, на подстилке возле какой-то телеги. Голова продолжала нещадно болеть, но вроде с рукой все в порядке. Судя по всему уже вечерело, небо затягивало сумерками. Я застонал пошевелившись, тут же надо мной появилось расплывчатое пятно чьего то лица.

— Дарий ты как?

— Пиииить… — просипел я.

— Да, сейчас принесу, потерпи немного, и лекаря позову заодно.