Полночь

К сожалению, именно у этого “Воина” оно имелось…наверное больше чем у настоящего костеродного. Жеребец принадлежал гарнизонному капитану, костеродному по имени Альберий Баротто. Породистый, лоснящийся чернотой. Получая лучший уход да и еду наверно, чем большинство людей Баротто, он не терпел никого, кроме своего хозяина. Посему, столкнувшись со странным парнем в своем стойле, он раздраженно фыркнул и попытался меня укусить. Я быстро засунул жеребцу в пасть удила, чтобы заткнуть его, и чудом успел запрыгнуть на калитку, спасшую меня от участи быть раздавленным в лепешку. Эта черная бестия стала опорожнять свой мочевой пузырь, стараясь обрызгать максимально возможное количество квадратных метров вокруг. Однако, прожив в портовых трущобах, и не такое стерпишь. С горем пополам, с помощью нескольких кубиков сахара, нам удалось запрячь эту черную бестию, которая отчаянно не желала быть украденной. Бросив взгляд на замок стоящий на горе, отсалютовав гарнизонной башне я ударил пятками коня по бокам.

Увы, вместо того чтобы лихо помчаться навстречу горизонту, я подлетел в воздух, и совершив короткий кульбит и чуть не сломав шею, закончил свой полет приземлением прямо в лужу на обочине дороги. Перекатившись в грязи, и окинув ржущего жеребца уничижительным взглядом.

— Вот скотина! — прошипел я, потирая зад.

Затем посмотрев на ржущую Мари, стоящую рядом.

— Ни. Одного. Гребаного. Слова.

— Молчу-молчу, она прикрыла рот ладошкой, продолжая хихикать.

В ответ на громкое лошадиное ржание дверь гарнизонной башни распахнулась от резкого удара. На улицу, пошатываясь, вышел оскверненный и жутко злой капитан.

— Воры! Простонал он, — именем наместника, стойте!

Одной рукой держа меч, другой придерживая спадающие штаны и постоянно путаясь в них, сверкая голым задом, он с сомнительным достоинством поплелся на нас. Перекошенное от праведного гнева лицо капитана подействовало, я взлетел на коня прямо с земли. Схватив поводья и в отместку за падение, хорошенько саданул животное плеткой по крупу, подняв его на дыбы. И подал руку Мари, чтобы помочь сесть сзади меня, мы поскакали прочь от греха подальше.

Дело было сделано.

Глава 22

Набежавшие за ночь тучи никуда не собирались уходить, продолжая висеть над нашими головами тяжелым темным покрывалом. С ночи моросил мелкий противный дождь, размывая дороги до состояния мерзкой хлюпающей каши. Мы с Мари проехали за поворот и спрыгнули с этой своенравной лоснящейся скотины, которую по странному недоразумению называют конем. Въезжать в пригород который уже был виден вдалеке на этом жеребце, было самоубийством, у двух подростков оборванцев никак не могло быть такой дорогой скотины. Это было равнозначно тому, если бы мы орали в голос, что мы конокрады. Наше путешествие закончилось бы на первом же патруле. Которых на дороге ведущей в замок хозяина города, было более чем предостаточно. Эта скотина, прежде как только мы спустились на землю, попыталась меня укусить, причем на Мари он вроде как не обращал внимания совсем. Уничижительно заржав напоследок, он потрусил назад к своему хозяину. Мы решили на всякий случай не возвращаться через ближайшие ворота, через которые мы и выходили. Благоразумно решив, что лучше сделать крюк и вернуться через южные, лучше пройдемся через нижний город.

Возле самой стены раскинулся Пригород. Сотни маленьких домиков из дерева и камня, с этой стороны не было трущоб, тут был замок наместника, и ему не хотелось лишний раз смотреть на нищету. Смешавшись с толпой и надвинув капюшоны, мы пошли по одиночке, она чуть впереди, я иду сзади на расстоянии, держа ее в пределах видимости. В такую погоду на улице были только рабочий люд, беженцы и рабы, у которых выбора не было в принципе. Но это не помогло утренней промозглой погоде остановить вечную городскую суету, заставляя жителей города пошевеливаться. Люди спешили, стараясь закончить дела до наступления ночи, невзирая на погоду. Поэтому в узеньких тесных кварталах и извилистых улочках припортового района, жители сновали нескончаемым потоком.

Вот суетливо пробежали несколько женщин, крепко прижимая к себе корзинки полные снедью и прикрывая головы от дождя грубыми тряпками, вот с гиканьем и свистом, взметая грязь, пронеслась пара молодых и в стельку пьяных костеродных на горячих конях, заставляя прохожих вжиматься в стены и гневно грозить всадникам кулаком в спину. Вот толстый лавочник отвешивает подзатыльник своему подмастерью, чтобы он порасторопнее открывал ставни лавки, а не глазел мечтая на городских стражников, печатающих шаг и разбрызгивая лужи по грубой каменной мостовой, давая понять жителям, какие они храбрые защитники.