Она стеснительно улыбнулась, глядя вниз на руки, скрещенные на подоле юбки, и в это мгновение Пол понял, что она - самое прекрасное существо, какое он когда-либо видел.
Он взял ее за подбородок и сказал:
- Вы очень красивы, Аста Свенссон. Настолько красивы, что я лучше не откладывая займусь вашей лодыжкой.
Ее улыбка, казалось, стала глубже и светлее, и Аста уже совсем не выглядела робкой, а скорее наоборот - совершенно в себе уверенной. Она снова откинулась на спинку старого кресла, подняла ногу, и Шавасс принялся осматривать ее, чувствуя на себе взгляд девушки.
Над костью возле лодыжки под неровным шрамом была большая опухоль. Шавасс осторожно потрогал ее и кивнул.
- Думаю, ничего серьезного. Откуда у вас шрам?
- Лыжи. Было время, когда я собиралась участвовать в Олимпиаде.
- Плохо.
Он встал и взял из нагрудного кармана твидового пиджака носовой платок.
- Не думаю, что это очень поможет, но, во всяком случае, холодный компресс не повредит. Разрешите мне взять лампу.
Он пошел на кухню и намочил платок холодной водой. Когда он вернулся, она лежала в кресле с закрытыми глазами. Как только он дотронулся до ноги, девушка открыла глаза.
- Устали? - спросил Шавасс, умело накладывая повязку.
Она кивнула.
- Как сказал кондуктор, это была приличная прогулка.
Она так хорошо передразнила его, что Шавасс усмехнулся.
- И еще. У вас есть что-нибудь съестное?
Она покачала головой, и Пол достал оставшуюся половинку шоколадки и положил ей на ладонь.
- Начнем с этого, а я посмотрю, что там есть на кухне.
Через пару минут он возвратился.
- Боюсь, ничего там нет. Все чашки заперты в шкафу, а газовые баллоны пусты, так что даже если бы мы и захотели, то ничего не смогли бы приготовить.
- Неважно, шоколад сойдет.
С виноватой улыбкой она протянула ему оставшийся кусочек.
- Возьмите.
- Ничего. Я уже съел целую шоколадку там, в горах. Я обойдусь сигаретой.
- Должна сказать, вы очень нетребовательны. А как вы зарабатываете на жизнь?
- Я читаю французскую литературу в университете в Эссексе, во всяком случае - с октября, когда начнется новый учебный год. Что-то вроде возвращения в родные пенаты.
- Почему вы так говорите?
- О, когда-то я работал преподавателем в университете, но все это показалось мне слишком ограниченным, и я стал работать за границей, в службе безопасности.
- И что же произошло?
- Ничего особенного, кроме того, что Империя уменьшалась год от года, а меня посылали то на Кипр, то в Кению, то в Северную Родезию. Будущее было таким неопределенным, что я решил уйти, пока дела еще не так плохи.
- Назад в спокойный, организованный мир?
- Что-то в этом роде. В конце концов человеку не так уж много надо. Это приходит с возрастом. Возьмите хоть этот дом. Здесь можно неплохо устроиться.
- Но не одному, так ведь?
- Конечно, в рай ведь нужно взять и Еву.
- Но на что можно жить среди этих бесплодных камней?
- В ручье водится рыба, а в лесу олени. - Он засмеялся. - Разве вы не знаете старую итальянскую поговорку: "Жить модно на хлебе и поцелуях"?
- Или шоколаде? - торжественно произнесла она, протягивая ему остатки шоколада, и они рассмеялись.
Шавасс открыл дверь и выглянул. Ночь была бесподобна, земля свежа после дневной жары, и когда край облака открыл луну, она залила горы и озеро ярким светом. Небо было необыкновенно прекрасно, и звезды виднелись на горизонте, там, где горы вставали ему навстречу.
Он не слышал, как Аста подошла к нему, только голос ее раздался у него за спиной.
- Нас на земле осталось только двое.
Он обернулся, почувствовав ее теплоту и близость, увидел ее сверкающие в полутьме глаза.
- Ненадолго, Аста Свенссон, ненадолго. Послушайте.
Она вышла на крыльцо и остановилась, глядя в долину, откуда эхом доносились отраженные горами звуки.
- Что это?
- Какой-то автомобиль, может быть, два. Скоро будут здесь.
Она обернулась, и, когда вошла в дом, лицо ее было совершенно спокойно.
- Так приготовимся их встретить.
Прихрамывая, она вернулась к камину, устроилась в кресле, а Шавасс остался на крыльце. Облако на целую минуту закрыло луну, а когда лунный свет снова залил долину, у ворот остановились два автомобиля.
Человек, сидящий за рулем первой машины, держал в руках ружье. Он был среднего роста, плотный и мускулистый, на бледном лице кривился жесткий рот. Шавасс сразу узнал его, так как видел фото в деле. Джек Мердок, управляющий имением Доннера. С другой стороны к нему подошел Фергюс Мунро.
Доннер сидел за рулем другого автомобиля, рядом с ним - женщина в шарфе, лица которой не было видно. Вероятно, Руфь Муррей, секретарь Доннера, решил Шавасс. Доннер вышел из машины и подошел к остальным - огромная мощная фигура в пальто из овчины.
Мердок что-то сказал, послышался щелчок, и Доннер тихо свистнул. Из машины послышался шорох, в темноте материализовалась тень и встала рядом с Доннером.
У Шавасса от страха пересохло во рту, потому что это был доберман-пинчер, самая бесстрашная и беспощадная собака, способная убить человека.
- Вперед, взять его, малыш! Взять его! - тихо сказал Доннер.