Полночная ведьма

– Она показалась мне… ценной. И я решил, что будет лучше, если я принесу ее лично, вместо того чтобы доверить ее посыльному или почтальону.

– И вы привели с собой охранника на тот случай, если грабитель попытается отнять ее у вас? – шутливо спрашивает она, кивком показывая на Перри. Тот ухмыляется и, похоже, хочет что-то сказать, но Брэм суровым взглядом заставляет его промолчать. – Думаю, самое малое, что я могу сделать, чтобы поблагодарить вас за труды, это предложить чаю, – говорит Лилит. – Боюсь, моей матушке нынче нездоровится, и она к вам не выйдет. – Она поворачивается к помощнику дворецкого. – Рэдли, сходите к кухарке за превосходным песочным печеньем и самым лучшим чаем.

Она ведет своих гостей в гостиную. Хотя скоро уже зима, комната полна солнечного света, льющегося в окна, обрамленные бледно-голубыми парчовыми портьерами, прекрасно подходящими к светло-желтому цвету стен.

– Какая милая комната, – бормочет Брэм.

– Моей матушке было бы приятно это услышать. Она гордится убранством нашего дома, которое выбирала сама. Она страстная поклонница стиля модерн, а вот отец не очень-то его любил. Он говорил, что от вида цветов у него возникает желание чихнуть, даже если эти цветы всего лишь написаны красками или вырезаны из дерева.

– По-моему, обставляя эту комнату, ваша матушка проявила сдержанность. – Брэм обходит гостиную, замечая красивые лампы с абажурами из цветного стекла, изящный стол. Лилит следует за ним, Перри же садится на диван, стоящий у окна.

Брэм не может удержаться от восклицания:

– О! Если я не ошибаюсь, это работа самого Лалика[2], – говорит он, останавливаясь перед изящной вазой из непрозрачного стекла с ледяным узором из переплетающихся листьев.

– Да вы, как я вижу, знаток. Матушка особенно гордится этой вазой. Миссис Джессап все время порывается поставить в нее цветы, на что матушка отвечает чудовищными тирадами: мол, это вам не обыкновенный сосуд, в который можно запихать хризантемы.

– Теперь я точно знаю, что вы меня дразните, – мне не верится, что в этот дом когда-либо приносили такие скромные цветы, как хризантемы.

Лилит улыбается, и Брэм едва удерживается от того, чтобы сказать ей здесь и сейчас, как сильно она его волнует. Она еще прекраснее, чем ее образ, который он хранил в памяти и который теперь кажется ему лишь бледным подобием, не передающим всего ее очарования. И дело здесь не только в красоте ее лица, в том, что природа подарила ей прямой нос, светлую чистую кожу, зеленые глаза. Нет, это не все, есть что-то еще. Что-то отличающее ее от других. Что-то, чего он не может объяснить сам себе.

Искра энергии? Сияние? Нет, не так. Нечто загадочное… я не могу передать это словами.

Лилит устремляет на него взгляд, и он смущается оттого, что она заметила, как он опять на нее глазел. Сконфуженный, он слегка отводит руку назад, и его локоть задевает вазу Лалика. Все, что следует за этим, происходит медленно, словно во сне. Он видит, как расширяются глаза Лилит. Видит, как ваза неудержимо падает с края стола. Он слышит вскрик, но не понимает, кто его издал, пытается схватить падающую вазу, но хватает только воздух. Ваза продолжает свое неуклонное движение в сторону пола, сейчас она разлетится вдребезги.

Но ваза так и не падает на пол.

Она просто останавливается в воздухе, словно подвешенная на невидимой нити.

Брэм знает, что этого не может быть, но он также знает совершенно точно, что это происходит у него на глазах.

Лилит быстро наклоняется, подхватывает тяжелую вазу и ставит ее на место, ни на секунду не взглянув Брэму в глаза.

– Так, – говорит она, и тон ее голоса кажется Брэму чересчур будничным. – Куда же подевался Рэдли с чаем? – Она поворачивается и быстрым шагом подходит к картине, висящей над камином. – Думаю, это вас заинтересует. Эту картину написал сам мистер Альма-Тадема, один из любимых художников матушки. Возможно, оранжевый цвет платья девушки слишком ярок и кажется немного кричащим, но, пожалуй, в этом окружении он на месте. А что по этому поводу думаете вы?

Она наконец встречается с ним взглядом, и он видит в ее глазах страх. Он мог бы спросить ее, что это было, мог бы перевести разговор на вазу и на небольшое чудо, свидетелем которого только что стал. Но он видит, что она не хочет, чтобы он говорил на эту тему. Не теперь.

Хорошо, пусть не теперь. Но когда-нибудь мы об этом поговорим. Потому что если я хочу разгадать тайну, которую представляет собой Лилит Монтгомери, мы с ней оба должны признать, что видели своими глазами, как случилось то, чего просто не может быть.

Глава 9