Полночный путь

Горчак уверенно шагал по улице, уверенно подошел к высоченному, двухэтажному терему, стоящему на каменной подклети, размерами не уступавшему Реутову терему в Киеве, уверенно заколотил сапогом в ворота. За высоким тыном хриплым лаем в два голоса зашлись собаки. Вскоре к воротам кто-то подошел. Калитка рядом с воротами распахнулась — в проеме стоял дюжий мужичина с мечом у пояса, и без особой приязни смотрел на гостей. Горчак смерил его взглядом, сказал:

— Иди, доложи хозяину, что Горчак прибыл…

— Я сам вижу, что Горчак прибыл… — детина нагло ухмыльнулся. — Хозяин занят! Приходи завтра…

Горчак ласково улыбнулся:

— Завтра я должен буду изо всех сил грести вверх по течению, чтоб до ледостава успеть в Киев… Если не доложишь, хозяин тебя плетью попотчует…

Серик сказал:

— Хозяин — само собой… Но дай-ка я этому дураку мозги поправлю, а то, видать, от него только убыток Казарину… — и не долго думая, Серик размахнулся и засветил детине по скуле так, что тот кубарем покатился по двору.

Компания шумно ввалилась во двор. Из амбара высунулся кряжистый человек, с седыми волосами до плеч. Приглядевшись, он выбрался и весь из амбара. Был он великанского роста. Припадая на правую ногу, пошел к воротам, говоря:

— Беда, такого сторожа иметь… Сторож-то он хороший; ночью глаз не сомкнет, да вот мозги у него дырявые. Еще когда Реут письмо прислал, сказал ему, что, мол, придет Горчак — незамедлительно ко мне вести, да забыл напомнить… — оглядев спутников Горчака, улыбаясь, сказал: — А это, никак, Серик, Шарап и Звяга? Знатные воины?

Шарап проговорил:

— Они самые…

— Тогда прошу в терем. Устали, небось, с дороги? Да и истощали на походных харчах…

Купец провел их в горницу, все расселись вокруг большого, гладкого и блестящего стола. Серик провел ладонью по столешнице — она была гладкой, будто заморское стекло. Купец усмехнулся, спросил:

— Што, не видал такого?

Серик спросил потрясенно:

— Это што ж, весь стол стеклянный?

— Да нет, — купец рассмеялся. — Это смола такая заморская. Лаком называется. Когда застывает, делается похожей на стекло. Мне прямо из фряжеской земли целый кувшин доставили.

Тем временем две служанки раскинули на чудесном столе скатерть, принесли кувшин фряжского вина, фряжские же чаши, тончайшего стекла. Купец самолично разлил вино, поднял чашу, выжидательно поглядел на Горчака. Тот усмехнулся, поднял чашу, сказал:

— За Полночный Путь! То Серик название придумал…

Казарин задумчиво протянул:

— А что? Хорошее название… — и опорожнил чашу. Наливая по второй, спросил уже о деле: — Ну, как, пройти можно Полночным Путем?

Горчак достал из-за пазухи лист пергамента, расстелил на столе. Последний раз его Серик видел с сиротливыми тремя извилистыми линиями, а теперь он пестрел горами, лесами, озерами и реками. Он удивленно спросил:

— Горчак, когда ты успел?!

Тот самодовольно ухмыльнулся, сказал:

— Пока вы пировали, да касожских девок ублажали, я акына пытал. Он за свою жизнь не по одному разу всю степь обошел. Бывал и в Мараканде, и в Хиве, и в Хорезме.

Отодвинув чашу в сторону, купец склонился к чертежу. Долго рассматривал его, то и дело спрашивая: — "А это что означает? А это?" Наконец шумно выпустил воздух из легких, спросил:

— Значит, пройти можно до самой страны серов?

Горчак раздумчиво оглядел еще раз весь лист, протянул:

— Вот за этой рекой начинаются великие леса. Акын сказывал, что на конях их пройти невозможно. Но от реки остается еще не меньше ста двадцати дней пути, до того места, откуда надо будет подниматься точно на полдень, чтобы выйти на страну серов. Страна серов большая; я думаю, и после ста дней пути по лесам — не промахнешься. Но вот леса пройти… — Горчак покачал головой. — Мы для начала поищем пути по правому берегу вот этой реки; акын сказывал, местные народы ее Обью зовут. Ну, а коли половцев там обойти не удастся, придется пробиваться через леса. Акын сказывал, тут и тут — горы великие. Обь течет из великих гор, которые и пешком не пройти, не то, что на лошадях. Меж этих гор — узкий проход, где два больших озера лежат, через этот-то проход и ходят половцы в Индию и страну серов.

Казарин поднял чашу, сказал:

— Ну, дай вам Бог здоровья, чтоб довершить столь большое дело… — выпив, он добавил: — Великое дело…

Горчак, осушив чашу, спросил:

— Ты што же, тоже, наконец, окрестился?

Казарин мотнул головой, сказал:

— Окрестился… Долго я думал, сомневался, попа пытал, умные книги читал… Любо мне это, и жить не так страшно стало… Ладно, когда пойдете?

Горчак сказал:

— Ты крепостцу в устье Самарки знаешь?

— Кто ж ее не знает, и продувную бестию, ее воеводу?! — Казарин весело засмеялся. — Все казанские купцы знают, что когда мимо нее гребешь, грести приходится одной рукой, другой подметки придерживать — срежет ведь!

— Ну, вот и хорошо. Сколько ты народу можешь нанять?

— Да сколько угодно!

— Сколько угодно — не надо… — терпеливо выговорил Горчак. — Нужны лучшие из лучших.

Казарин посерьезнел, проговорил:

— Мы с Реутом о сорока уговорились. Сто шестьдесят наймут киевляне и северские купцы…