Полночный воин (Хранительница сокровищ)

Бринн прилегла на кровать, прижав к себе хрупкое тело Эдвины. Потеряв последнего ребенка, она так похудела! Лихорадка при родильной горячке отняла у нее последние сила, и Бринн казалось, что миледи не переживет новые роды.

– Хорошо. Так мне спокойнее, – прошептала Эдвина. – Так же ты обнимала меня той ночью, когда я едва не умерла. Я уже одной ногой стояла там… а ты вытащила меня с того света.

Бринн тяжело вздохнула: и Эдвина не верит в ее знахарство.

– Тебе помог мой травяной отвар.

– Не думаю. Тут было что-то свыше.

– Значит, это был сам Господь, – быстро согласилась Бринн. – Я только знахарка, а не колдунья.

– Ты обиделась на меня? – забеспокоилась Эдвина. – Я никогда не обвиняла тебя в этом. Я только…

– Ш-ш. Ничего страшного. Спи.

– А ты не уйдешь, когда я засну?

– Я буду рядом.

Ловушка захлопнулась. Она необходима Эдвине и не может оставить ее без своей помощи. Как малое дитя, миледи молит о дружбе, нуждается в ней. И наверняка Эдвина без нее не выживет. Тоска и глубокое отчаяние овладели Бринн. Выхода не было. Она могла сбежать от Делмаса, но забота об Эдвине стальными цепями приковывала ее к Редферну. Гвинтал, мечта ее жизни, стал недосягаем.

– Звезда… – пробормотала во сне Эдвина. – Ты ошибаешься, Бринн. Я знаю, он идет…

20 апреля 1066

Нормандия

– Это мне знак от Господа.

Вильгельм Нормандский простер руки к светящейся комете – ее сияние завораживало, притягивало и волновало его, вселяя веру в собственное могущество и бессмертную славу.

– Кто посмеет оспорить мое право на английский трон? – Вильгельм обратил к Гейджу Дюмонту задубелое от северных ветров лицо воина. Оно дышало отвагой и дерзостью.

– В самом деле, кто? – с напускным безразличием повторил Гейдж Дюмонт. – Гарольд II Английский, должно быть, тоже уверяет своих баронов, что комета – символ его законного права и Бог на его стороне.

Улыбка медленно сползла с лица Вильгельма, глаза потемнели от сдерживаемого гнева.

– Ты еще смеешь мне говорить, что я кощунствую, доказывая именем Господа свои права?

– Что вы, ваша милость, я просто жалкий торговец. Смею ли я осуждать вас за подобное богохульство?

«Дерзкий плебей, бастард, а еще туда же. Для потехи своей и из-за вздорности нрава готов и самого Папу Римского подергать за бороду», – раздраженно подумал Вильгельм. Он было собрался резко осадить безродного за наглость, но сдержался.

– «Жалкий торговец», – передразнил он Гейджа. – Ходят слухи, у тебя неслыханные богатства. Правда, что у тебя великолепный дворец в Византии?

– Молва часто попирает истину и топит ее, – туманно отозвался Дюмонт.

– А твой замок в Бельриве – это тоже слухи? Кто бывал в нем, потрясен сокровищами с Востока. – Вильгельм уже не скрывал неприязни к этому выскочке.

– Я веду торговлю. Как известно вашей милости, я часто езжу в Византию за товаром. Кто откажет мне в праве понежиться всласть? Вы? – Он вопросительно поднял бровь. – Похоже, вы посылали за мной не для разговора о моих игрушках?

Вильгельм оборвал его нетерпеливым взмахом руки. Богатства Дюмонта его мало волновали.

– Кроме того, я слышал, в Бельриве у тебя лучшие в Нормандии солдаты и стрелки из лука.

Гейдж Дюмонт нахмурился. Суровая складка прорезала высокий лоб, черные брови сошлись на переносице.

– Ваши рыцари посчитали, что презренный торговец – легкая добыча. Пришлось проучить их. – Говорил он тихо, но голос вибрировал от ярости.

– Я знаю, что мои воины иногда ведут себя… немного шумно.

– Полагаю, мародерство несколько отличается от шумных забав.

– Солдаты умеют только воевать, и надо же им чем-нибудь заняться в мирное время. – Вильгельм поймал себя на том, что пытается оправдаться перед этим выродком.

– Достойное занятие – грабить беззащитные графства. Потому-то я и держу воинов, чтобы они заставили замолчать не в меру расходившихся.

Вильгельм решил поставить на место Дюмонта.

– В прошлом году ты убил Жана Брестайнского.

Тяжелое молчание повисло в воздухе. Лишь комета, озарив небесный свод, казалось, звала к битве, к победе.

– Верно, – насторожился Гейдж. Он несколько запоздал с подтверждением.

– Это вызвало гнев среди моих баронов. Им не по нутру, когда чужаки лезут в их дела. Они требовали, чтобы я немедленно разрушил твой замок и принес им твою голову. Знаешь, почему я этого не сделал?

– У вас доброе сердце.

Вильгельм пропустил колкость мимо ушей.

– Потому, что твой Бельрив надежно защищает мое побережье, и ты никому не позволяешь нарушать свои границы, даже моим рыцарям.

– Я польщен мудростью вашей милости и вашей дальновидностью.

– Лжешь. – Вильгельм изучающе вгляделся в лицо Гейджа. – Ты такой же дерзкий и строптивый, как и твой отец.

Легкая тень печали затуманила глаза Дюмонта, но в голосе, когда он заговорил, проскользнула легкая насмешка:

– У меня нет отца. Я незаконнорожденный. – Слегка поклонившись, он добавил:

– Как и ваша милость.

– Твоя мать объявила по всем графствам, что ты сын Хардраады.