Полное собрание поэтических сочинений

Пускай кружат вас увлеченья,Пусть праздник, карнавал гремит,Оно наступит, пресыщенье,Ведь голова у всех болит.Страсть даже мудрых оглупит:Сам Соломон с умом расстался,Самсон, ослепший, с толку сбит, –Блажен, кто страсти не поддался.Пастух Орфей, любитель пеньяИ флейты, низошел в Аид,Где у ворот для устрашеньяЧетырехглавый пес[106] сидит.Нарцисс, тот в воду все глядит,Он так собой залюбовался,Что, глядь, и сам водой покрыт, –Блажен, кто страсти не поддался.Сарданапал, в свои владеньяПреобразивший даже Крит,Влюбившись, в женском облаченьеСредь юных дев и сам парит.Пророк мудрейший, царь Давид,Босою ножкой так прельщался,Что даже Бог дывал забыт, –Блажен, кто страсти не поддался.Позорное кровосмешеньеАмнон, несчастный содомит,Свершил в порыве вожделенья:С Фамарь, родной сестрой, накрыт,За что и сам он был убит.С главой Креститель распрощался,Поскольку Ирод пляски чтит, –Блажен, кто страсти не поддался.За любострастное влеченьеИ я, бедняга, был избит,Как холст вальком, без сожаленья.Катрин Воссель[107] за весь мой стыдОтветить, верно, надлежит.В тот миг Ноэль[108] там оказался,Он плакать был готов навзрыд, –Блажен, кто страсти не поддался.Ужели юношу презреньеОт юной девы отвратит?Тому не быть! Пусть хоть сожженьеЕму, как колдуну, грозит,Ведь девы слаще, чем бисквит,Хоть каждый в дураках остался,Кого прельщал их внешний вид, –Блажен, кто страсти не поддался.

LXV

Когда бы та, кому служилТак искренне, без размышлении.Из-за которой пережилТакое множество мучений,Страданий, бед и огорчений.

Сказала сразу, что на светеДороже ей, я б без сомненийЛюбовные порвал бы сети.

LXVI

Но что бы ни посмел сказать.Все выслушать была готоваИ не пыталась возражатьПротив желания любого.Шепнешь, бывало, только слово,Она ответит, хоть и черство.Ну, где тут было ждать дурного.Как угадать, что все притворство.

LXV

Приняв меня за дурака,Она настойчиво внушала,Что пепел – якобы мука,Свечной нагар – оплыв металла.Скуфья монаха шляпой стала.Туз – тройкой. Этакая ложьМеня, лаская, окружала –С ней пальцем в небо попадешь.

LXVIII

Не небо, а сковорода,Повисли тучи волчьей шкурой,Не хлебный колос – лебеда,И не денница – вечер хмурый.Вином вывал напиток бурый,А катапульта – ветряком,Аббат с расплывшейся фигуройСовсем молоденьким пажом.

LXIX

Меня безбожно предавали,Я часто целовал замок,Водили за нос, и едва лиКто, убегая со всех ног,Как я, надеть штаны бы смог.А сам он, испытав такое,Уж непременно бы нарекМеня возлюбленным изгоем.

LXX

Все вдребезги, гори огнем!Любовь я проклял как крамолу –Из-за нее пред Судным днемМне быть и холодну и голу.Под лавку сунул я виолу,Я с ней расстался навсегда.В толпе любовников веселой,Клянусь, не буду никогда.

LXXI

Любовь я по ветру пустил,Кто полн надежд, гонись за нею.Я своему по мере силПризванью следовать посмею.А если спросят, как злодея,За что любовь он отрицает,

Тем я отвечу, не робея:«Все скажет тот, кто умирает!»

LXXII

Жду смерти я в тоске и страхеИ с белой пеной на губах.Плююсь: вот-вот придут монахи,Чтоб утащить мой жалкий прах.Я для Жанет[109] не вертопрах –Калека, бывший на войне.По думам, быть мне в стариках,Хоть я еще петух вполне.

LXXIII

Скажу я Так Тибо[110] спасибоЗа то, что щедро воду лил,За яму, не за небо, ибоМеня в ней на цепь посадилИ долго грушами кормил[111].Все помню, но душа щедра:Хочу, чтоб тоже получилОн за свое… et cetera.

LXXIV

Ни служащих его, ни слугНе осуждаю я нимало.Мне всяк из них любезный друг,И мне хулить их не пристало.Робер[112], к примеру, добрый малый,Ему ль обиды предъявлю!Как любят Господа менялы,Я эту троицу люблю.

LXXV

Я помню: выдержав беду,Готовясь к долгому изгнанью,Я в пятьдесят шестом годуПисал свои предуказанья,Которые как завещаньеРаспространил какой-то Каин,То было лишь его желанье –Не всяк трудам своим хозяин.

LXXVI

Я и не мыслю отменитьВсе прежние распоряженья,Пускай пришлось бы заложитьМне все угодья и владенья.Барр[113], он достоин поощренья:Ему дарю к соломе мат,Пригодный для совокупленья, –Пускай колени не дрожат.

LXXVII

Кому-нибудь заветной долиНе хватит вдруг. РекомендуюВо исполненье моей волиИдти к наследникам. ДаруюИм все, включив кровать большую.Пусть отдадут! – так и скажи.

А я их всех поименую:Маро, Провен, Робэн, Тюржи[114].

LXXVIII

В итоге надобно сказать:Поскольку я распоряженьеХочу Фремену диктовать(Он все поймет в одно мгновенье,Когда не спит), благоволеньемНикто не будет обойден,И по французским всем владеньямРескрипт да будет оглашен.

LXXIX

Уж сердце бьется еле-еле,Чирикать больше нету сил.Фремен, поближе сядь к постели,Чтоб челядь тщетно слух вострила.Возьми бумагу и чернила,Пиши быстрей, чтоб вскоре сталоИзвестно, что кому могилаМоя подарит. Вот начало.

LXXX

Во имя и Отца и Сына,Что Богородицей рожденИ с вечным Духом воединоКак Бог Отец соединен.Им род адамов был спасен,Но вот заслуги никакойУ тех, кто верит, как в закон:Что всякий умерший – святой.

LXXXI

Все умирают, проклиная,Все смертны телом и душой.Душа умрет, в огне сгорая,Плоть превратится в перегной.Достойны участи инойЛишь патриарх или пророк.Я полагаю, пламень злойИх задниц праведных не жег!

LXXXII

Когда б спросили: «Что за мненье!Ведь ты совсем не богослов!Безумное предположенье!»Я б отвечал: с Христовых словНапомнить притчу я готов:Богач в аду горит в огне,А нищий выше облаков,Над ним, в небесной вышине.

LXXXIII

Но, если б увидал богач,Как тлеет палец прокаженный,Мгновенно прекратил бы плачПро рот, тем пальцем охлажденный.Кто здесь пропойца забубенный,Спустивший все, вплоть до обуток,Там свят: напиток благовонный

Дороговат. Ну, хватит шуток!

LXXXIV

Во имя Девы Пресвятой,Не окочурившись в пещере,Мне б кончить текст, начатый мной.Худой, больной, под стать химере.Трясучки я, по крайней мере,По милости ее не знаю.А про другие все потериМолчу. Итак, я продолжаю.

LXXXV

Во-первых, Троице СвятойЯ душу бедную вверяюИ богородице самойСвою судьбу препоручаю.О милости я умоляюВсе девять ангельских чинов:Положат пусть к Престолу, с краю,Мой самый лучший из даров.

LXXXVI

Великой Матери-ЗемлеСвое я завещаю тело,В нем жиру ровно как в золе,Ведь столько глада претерпело.Пускай его хоронят смело –Прах вечно прахом остается.Что далеко не отлетело,На место прежнее вернется.

LXXXVII

Потом Гийому де Вийону,Кто был мне больше чем отцом, –На все взирая благосклонно,Был ласковей, чем мать с сынком,Вернувшимся в родимый дом,Всегда в несчастьях выручал,Из передряг спасал, причемСам благодарности не знал.

LXXXVIII

Ему дарю библиотекуИ мой про «Чертов здёх» рассказ,Что переписан человеком,Наиправдивейшим из нас,Ги Табари[115]. Стиль груб подчас.Но содержания значеньеИскупит неуклюжесть фраз.И все другие прегрешенья.

LXXXIX

Забыла мать моя роднаяДавно и радость и покойИз-за меня. Ей завещаюМолитву Деве Пресвятой.Нам нет защитницы иной,Чтоб наши утолить печали,С ней – мы за каменной стеной,Ведь в замках нас не привечали.