Полное собрание сочинений

— Не стоит сокрушаться, Артем Тимофеич. Успеете еще вдоволь наохотиться. В мясе у нас нужды сейчас нет, да и, насколько я понял, у Вас с Марией тоже. А просто так стрелять дичь совершенно ни к чему, — успокоил меня Кирилл.

Устыдившись своих слов, я замолчал. Ведь этот поп был абсолютно прав — нельзя без необходимости варварски расходовать какие бы то ни было ресурсы.

Местные сумерки застали нас у самого шлюза. Оглянувшись назад, я увидел две полные луны, висящие на востоке над пильчатым краем леса. Небо было уже сплошь усеяно мириадами звезд, ярких и крупных, как серебряные монеты.

— До чего удивительно — две луны сразу. И звезд много-премного… Как будто кто бриллианты по небу рассыпал… Только теперь я, наконец, поверила, что мы не на Земле, — усталым голосом сказала Алла Ивановна. — Аж оторопь берет…

В двенадцатом часу ночи мы вышли из подвала и сбросили, наконец, одежды, насквозь просоленные потом. Казалось, мы попали в рай. Кирилла пришлось облачить в мой банный халат, а матушку — в сарафан покойной тети Серафимы. Кое-как ополоснувшись, мы наспех поужинали и тут же отправились спать. Священнической чете я постелил в зале на широком раскладном диване, а мы с Марией легли в спальне. Для нас двоих кровать была узковатой, но все равно я уснул, едва коснувшись головой подушки.

Я стою в своем подвале спиной к шкафу покойной бабушки. Напротив меня у стеллажа с инструментами, опершись на верстак, стоит Кирилл. Рядом с ним — Алла Ивановна и Мария. Обе женщины улыбаются. Улыбка Марии, как всегда, обворожительна. Вокруг ходят незнакомые люди, заглядывая во все углы, осматривают стеллажи, верстак, шарят по ящикам. Моему возмущению нет предела. Я пытаюсь спросить, как они здесь оказались и кто им позволил нышпорить в моем подвале, но слова застревают в горле, и я всего лишь с трудом бормочу что-то невнятное. Слыша мой лепет, все дружно смеются. Меня трясет от гнева, но я не в силах даже пошевельнуться.

— А рыба, которую Артем подстрелил, великолепная. Верно, отец Кирилл? — спрашивает кто-то из дальнего угла.

— Что верно, то верно, — отвечает он, — рыбина, что надо. Но это не его, а моя добыча. Так, Артем?

Меня захлестывает волна возмущения. Подумать только, каков нахал! Так бесстыдно и нагло лжет!

— Ваша, отец Кирилл, потому что я Вам любезно уступил ее.

— Да-да, так оно, кажется, и было, — ничтоже сумняшеся отвечает он. — Прости, что не успел поблагодарить за оказанную любезность. Сейчас исправлю свою ошибку и воздам тебе должное.

Воистину нет предела его наглости! Да он мальчишка против меня и еще смеет так со мной разговаривать, к тому же на «ты». Цинично улыбаясь, он подходит и единым толчком беспардонно усаживает меня на грязный колченогий стул. Я пытаюсь подхватиться, но он придерживает меня за плечи и плюет сверху на голову. Тяжелый обильный плевок шлепается мне на темя. Вязкая зловонная слюна стекает на мое лицо, затекает в глаза. Все развязно смеются, Мария тоже.

Ценой невероятных усилий мне удается встать и схватить со стеллажной полки баллончик с краской. Все присутствующие смеются громче прежнего, дуреют от смеха. Понимая, что соотношение физических сил явно не в мою пользу, я все же решаю наказать зарвавшегося негодяя и прыскаю ему в лицо из баллончика. На его губы, растянутые в наглой улыбке, нос, щеки и белоснежную сорочку ложится рваное пятно краски, черной-пречерной. Даже сажа не бывает такой чернющей. Смех мгновенно смолкает. В подвале воцаряется мертвенная тишина. Кирилл жмурится, закрывает лицо руками и, опустив голову, заходится резким и громким кашлем. Мария с Аллой Ивановной подбегают к нему и что-то кричат в ужасе. Я поднимаюсь по ступенькам лестницы, выхожу в прихожую. Видя незнакомую обстановку, в недоумении озираюсь по сторонам. Где я? Это не моя прихожая. Почему? Из подвала доносится свистящий кашель Кирилла и панические крики женщин.

— Убийца! Что ты наделал? — истерически визжит Алла Ивановна.

— Как ты мог?! У него же аллергия! — верещит Мария.

«Ну и Бог с ним. Даже если он копыта откинет от анафилактического шока, туда ему и дорога!» — думаю я, испытывая неописуемое удовлетворение, и, захлопнув дверь, просыпаюсь.

Из кухни доносится все тот же свистящий кашель Кирилла, звуки суеты и растерянные голоса женщин.

— Вот твой ингалятор! Держись, сейчас полегчает!

На кухне я увидел сидящего на стуле Кирилла. Откинув голову и судорожно вцепившись в край стола, он сотрясался от кашлевых толчков, вдыхая спрей, который матушка прыскала ему в нос.

— Ну, еще! Еще разочек! Так! Так! — заботливо приговаривала она.

Через несколько минут его кашель ослабел, стал реже и, наконец, прекратился. Все напряженно молчали. От вчерашнего бравого вида священника не осталось и следа. Передо мной сидел скрюченный старик с красными слезящимися глазами и тяжко, с присвистом, дышал. Кое-как переведя дух, он сказал едва различимым шепотом:

— Звони Павлу, мать… Я не в силах машину вести…

— А позавтракать? — растерянно спросила Мария.

— Какой там завтрак, он еле губами шевелит, — остановила ее Алла Ивановна.