— У меня, значит, вчера дурное настроение было — вот. Приболела, стало быть. Вот меня и злило все. Встала — дымом тянет. Вот я и выскочила да на тебя и наворчала, значит.
«Хорошенькое дело — наворчала! Так орала, что кровь стыла в жилах!» — подумал Юрий и снисходительно бросил:
— Ничего, бывает.
— Ишь, как они к тебе все слетелись! Червячками полакомиться! А что же ты их не гонишь?
— Да что мне — червей, что ли жалко?
— Они же роют, проклятые. Чего хотишь выроют, если гонять не будешь.
— Пусть роют. Мне копать меньше будет.
— Что, вчера у соседей был? — спросила она, указав на участок Павла Васильевича.
— Да, пригласили познакомиться.
— Что, оклемался уже? А то ходил сам не свой.
— После чего оклемался?
— Да после этой, аварии на машине. Не знаешь, что ли?
— Откуда же мне знать, если я здесь всего второй день, как хозяйничаю?
— А сам он вчера не сказал, что ли?
— Нет, уважаемая соседка. Кстати, меня зовут Юрий, а Вас как?
— Меня Дарьей.
— А по отчеству? Я же моложе. Неудобно как-то без отчества.
— Вон ты въедливый какой? Ну, Афанасьевна. Вот и познакомились, дружок Юра. Так о чем же Вы говорили с Пал Василичем?
— Так, о том о сем, Дарья Афанасьевна. Собственно, ни о чем. Познакомились и все. Я спать пошел, — Юрию никак не хотелось откровенничать с этой скандалисткой. Она никак не располагала к себе, но упорно лезла в душу. И он снова принялся копать.
— Да ты погоди копать. Все равно уж ничего не посадишь. Давай-ка поговорим лучше. Выпивали поди?
— Да так, самую малость. А что?
— И за выпивкой ни о чем не говорили, что ли?
— Говорили. Он о своей работе, я — о своей. Вот и все, собственно.
— Ну, какой же ты несловоохотливый! Он же на пенсии — о какой работе?
— О бывшей, Дарья Афанасьевна. Очень уж он любил свою работу.
— Это да. Все говорят. Да брось ты копать! Может зайдешь, а? Самогончик у меня добрый — увидишь. И закусочка что надо. Ну, как?
— В друглй раз, Дарья Афанасьевна. А вскопать надо. Чтобы сорняки не разводить. И чтобы земля отдохнула.
— Зря ты это, Юра. А сосед-то наш тут ни с кем после аварии не общается. Но тебя вот пригласил. Любезен был?
— Очень. И жена, и дочь его тоже.
— Жена и дочь, говоришь? Так они же в этой самой аварии погибли!
— Да что вы! А, по-моему, они вчера весь вечер и на стол подавали, и в разговоре участвовали.
— Эти две бабы, что у него на участке толкутся? Никто не знает, кто они. Похожи, конечно, на покойных. Но те же погибли. Вот я и хотела узнать, кто они.
Черноротая соседка ищет примирения и расспрашивает о семье Павла Васильевича.
Юрий приглашает Татьяну в театр, на озеро, в лес за грибами. Она в основном молчит. За все благодарит, не проявляя никакого интереса к Юрию.
Юрий с Павлом Васильевичем.
— Юрий Петрович, прежде чем начать с Вами беседу на эту тему, позвольте провести с Вами небольшой эксперимент. Вернее, маленькую иллюстрацию результатов моих исследований.
— С удовольствием, Павел Васильевич. Хоть сию минуту.
— Вот и отлично. Вы можете сходить к озеру и принести с полведра чистого сухого песка?
— Конечно. А для чего?
Павел Васильевич несколько стесненно улыбнулся.
— Я же сказал — для небольшого опыта.
— Сейчас, Павел Васильевич.
Юрий вошел в дом, взял стоявшее на табуретке кверху дном ведро, саперную лопату, лежавшую у входа, и направился к озеру. А сосед тем временем взял в руки тяпку и принялся взрыхлять землю на цветочной грядке.
Через четверть часа Юрий вернулся с ведром песка и поставил его у калитки Павла Васильевича.
— Вот, Павел Васильевич. Я принес, как Вы просили, ведро песка.
— Отлично, — сказал Павел Васильевич, не отрываясь от проплки. У Вас какой-нибудь тазик есть?
— Есть, а что?
— А сито, через которое можно просеять песок, есть?
— Сито тоже есть. Вчера видел такое в сарае.
— Великолепно. — Павел Васильевич оперся на древко тяпки и улыбнулся своей чистой, как ключевая вода, улыбкой, — Просейте, пожалуйста, часть песка прямо в тазик.
Сосед снова принялся за прополку, а Юрий стал просеивать принесенный песок. «Интересно, что он задумал? Быть может, он спятил, а я, как идиот, хожу к озеру, таскаю песок, просеиваю его», — рассуждал Юрий в недоумении.
— Готово, Павел Васильевич. Дальше что?
Сосед снова оперся на древко тяпки. Он улыбнулся и каким-то удивительно молодым взглядом посмотрел на Юрия.
— Скажите, Юрий Петрович, я подходил к Вам после того, как послал Вас за песком?
— Нет, разумеется.
— Вы сами просеивали песок, верно?
— Абсолютно верно.
— Мог я в него что-нибудь подбросить?
— Нет, конечно. А что?
— Как, по-вашему, может быть в Вашем тазике что-либо, кроме песка?
— Нет, разумеется. Хотя, что Вы имеете в виду? Химические примеси? Так это, знаете ли, вопрос тонкий, деликатный…
— Нет, не то я имел в виду. Могут ли там оказаться предметы, которые не могли бы просеяться сквозь отверстия в Вашем сите?
— Разумеется, нет. К чему Вы это спрашиваете, Павел Васильевич? Никак не пойму, к чему Вы клоните?
— Сейчас поймете. Что Вы ответите, если я Вам скажу, что в песке, который Вы только что просеяли, имеются алмазы величиной с вишню? Достоинством не менее десяти карат, скажем?
— Отвечу, что там их нет. Что же еще?