Полное собрание сочинений и писем в двадцати томах. Том 6.

Существенным добавлением к характеристике гончаровской героини является замечание, которое сделал критик в статье 1860 г. о романе И. С. Тургенева «Накануне», озаглавленной «Когда же придет настоящий день? («Накануне», повесть И. С. Тургенева, «Русский вестник», 1860, № 1)»: «В Ольге ‹…› мы видели женщину идеальную, далеко ушедшую в своем развитии от всего остального общества; но где ее практическая деятельность? ‹…› В образе Елены объясняется причина этой тоски, необходимо поражающей всякого порядочного русского человека, как бы ни хороши были его собственные обстоятельства. Елена жаждет деятельного добра, она ищет возможности устроить счастье вокруг себя, потому что она не понимает возможности не только счастья, но даже и спокойствия собственного, если ее окружает горе, несчастия, бедность и унижение ее ближних. ‹…› Елена как будто служит ответом на вопросы и сомнения Ольги, которая, поживши с Штольцем, томится и тоскует и сама не может дать себе отчета – о чем».1

Многие поколения русских читателей воспринимали «Обломова» по Добролюбову. Да и критики, даже если они не принимали его концепцию, обычно так или иначе ее учитывали, писали с оглядкой на нее. Выводы Добролюбова были так остро восприняты людьми XIX в., потому что критик «замкнул» проблематику романа на российскую жизнь той эпохи. Как выразился В. В. Розанов, Добролюбов литературу «слил ‹…› с душой исторически развивающегося общества».2

Герцен в статьях «Very dangerous!!!»3 и «Лишние люди и желчевики»4 категорически отказался включить Обломова в ряд «лишних людей», которые в удушающей атмосфере николаевского режима «не по доброй воле ничего не делали»

309

(Герцен. Т. XIV. С. 324). Их положение – «одно из самых трагических положений в мире» (Там же). С его точки зрения герой Гончарова к «настоящим», «почетным», «николаевским» «лишним» никакого отношения не имеет. Если, по Добролюбову, «лишних» объединяет барство и они возникли на почве крепостничества, которое давало возможность праздной жизни (вина «лишних»), то, по Герцену, «лишние» появились вследствие политической реакции 1830-1840-х гг., которая помешала лучшим людям реализовать себя (беда «лишних»). Герцен был склонен ставить в ряд «лишних» и своих бывших товарищей, и самого себя. Поэтому для Герцена резкие отзывы о «лишних» в статье Добролюбова означают обидную недооценку прогрессивной роли всего идейного движения 1840-х гг. В системе герценовских рассуждений периода общественного подъема 1860-х гг. естественным оказался вывод: «…время Онегиных и Печориных про-шло. Теперь в России нет лишних людей, теперь, напротив, к этим огромным запашкам рук недостает. Кто теперь не найдет дела, тому пенять не на кого, тот в самом деле пустой человек, свищ или лентяй ‹…› общественное мнение, баловавшее Онегиных и Печориных потому, что чуяло в них свои страдания, отвернется от Обломовых». «Обломовский хребет», по мнению Герцена, разделил «лишних» на настоящих, истинных, и людей обломовского закваса, тех, кого он называл «вольноопределяющимися в лишние люди», т. е. ставшими «лишними» добровольно (Там же. С. 317, 324).1 Герцену «Обломов» решительно

310

не понравился и с эстетической точки зрения (он равно не разделяет здесь суждений как Добролюбова, так и Дружинина). Роман Гончарова, по его мнению, «непроходимо скучен»: «длинная одиссея ‹…› полузаглохшей, ледящейся натуры, которая тянется, соловеет, рассыпается в одни бессмысленные подробности» (Там же. С. 116, 118). Герцен преимущественно полемизирует в статьях «Very dangerous!!!» и «Лишние люди и желчевики» с «желчевиками» «Современника» (Н. А. Добролюбов и Н. Г. Чернышевский); мимоходом задевается и И. И. Панаев: «Мы безропотно выносили десять лет болтовню о всех петербургских камелиях и аспазиях…» (Там же. С. 117). Но одновременно он полемизировал с А. В. Дружининым («Библиотека для чтения») и с С. С. Дудышкиным («Отечественные записки») – критиками журналов, в которых часто присутствовали нападки на «обличительную» литературу и «желчной сатире, взявшей на себя роль нравственного опекуна и гувернера», противопоставлялось творчество таких светлых и гармонических писателей, как Гончаров и С. Т. Аксаков.1 Герцен писал: «Чистым литераторам, людям звуков и форм, надоело гражданское направление нашей литературы, их стало оскорблять, что так много пишут о взятках и гласности и так мало „Обломовых” и антологических стихотворений» (Герцен. Т. XIV. С. 116).

Гончаров статью Герцена прочел с большим вниманием. Естественно, он обратил внимание и на процитированное место, заподозрив тут (без малейших оснований) происки уехавшего за границу И. С. Тургенева. В письме к А. Ф. Писемскому от 28 августа (3 сентября) 1859 г. он жаловался: «Уж не знаю, против чего укрепляться мне: разве против сплетен известного нашего общего друга, да нет, ни море, ни расстояние не спасают. Читал некоторые статейки в одном издании, направленные против людей, звуков и форм, и, узнавши, что друг побывал в Лондоне, я сейчас понял, откуда подул ветер».2 Запомнилась Гончарову

311