Полное собрание сочинений и писем в двадцати томах. Том 6.

Ольга в его толковании – это «тип будущей женщины», в ней главное – «естественность и присутствие сознания». Если Обломов и Штольц, по наблюдению Писарева, даны в романе как сложившиеся личности, то характер Ольги «формируется перед глазами читателя». Создавая этот характер, романист «показал в полной мере образовательное влияние чувства». В Ольге Писарев находит нечто, роднящее ее со Штольцем: чувство в ней «не нисходит на степень страсти, не помрачает рассудка», «подобное чувство не перестает быть сознательным» (Там же. С. 79). «Присутствие сознания» помогло героине «победить себя», «разорвать» свое чувство к Илье Ильичу, она поняла, что «обаятельная сила сонного спокойствия сильнее ее живительного влияния». А в новой любви Ольги, к Штольцу, «все было определенно, ясно и твердо» (Там же. С. 80, 81).

В основе характеристики, которую Писарев с энтузиазмом просветителя дает тому или иному герою, – большая или меньшая степень освоения героем передовых, «правильных» идей.

Сознавая переходный характер эпохи, романист и критик по-разному думали о том, как может и должен осуществиться грядущий перелом. Для Гончарова мудрость в том, чтобы понять: жизнь – это органический процесс, общество не может лишь усилием воли «стряхнуть» с себя прошлое. Автор «Обломова» был убежден, что – как он напишет в статье «Лучше поздно, чем никогда» – «крупные и крутые повороты не могут совершаться как перемена платья, они совершаются постепенно, пока все атомы брожения не осилят – сильные слабых – и не сольются в одно. Таковы все переходные эпохи».

314

В статьях «Писемский, Тургенев и Гончаров. Сочинения А. Ф. Писемского. Т. 1 и 2. Сочинения И. С. Тургенева»,1 «Женские типы в романах и повестях Писемского, Тургенева и Гончарова»,2 Писарев будет совсем иначе оценивать творчество автора «Обломова». Теперь Писарев уже не признает не раз отмеченной как достоинство объективности Гончарова-романиста. По мысли критика, раз эпическая поэзия в чистом виде своем теперь невозможна, то и эпической объективности ждать от современного романиста не следует. Лирическое начало, авторский пафос так или иначе проявятся. «Но если в рассказе, великолепно обставленном живыми подробностями, не видно идеи и чувства, не видно личности творца, то общее впечатление будет совершенно неудовлетворительно» (Там же. С. 87). Это как раз случай Гончарова. «Если два больших романа, – критик имеет в виду «Обыкновенную историю» и «Обломова», – которых сюжеты взяты из современной жизни, не выражают ясно даже отношений автора к идеям и явлениям этой жизни, – это значит, что в этих романах есть умышленная или нечаянная недоговоренность» (Там же. С. 88). В гончаровском романе Писарев видит поэтому «только тщательное копирование мелких подробностей и микроскопически тонкий анализ» и не находит в нем «ни глубокой мысли, ни искреннего чувства, ни прямодушных отношений к действительности» (Там же. С. 99).

С точки зрения Писарева 1861 г. «в героях „Обломова” нет ничего русского и, кроме того, ничего типичного» (Там же. С. 92). «Бледен и неестествен до крайности» Штольц, это «нелепая фигура», сильно смахивающая на коммивояжера и похожая «на довольно искусно выточенную марионетку». Критик готов покаяться в своей ошибке: чуть больше года назад он «восторгался Ольгою как образцом русской женщины» (Там же. С. 100). Теперь он видит, что и она лишь «очень красивая марионетка». Итоговый вывод 1861 г.: «Обломов» – «клевета на русскую жизнь» (Там же. С. 98).

Именно Писарев начнет создавать тот образ писателя Гончарова («по плечу всякому читателю», «везде стоит на почве чистой практичности», «эгоист, не решающийся

315

взять на себя крайних выводов своего миросозерцания и выражающий свой эгоизм в тепловатом отношении к общим идеям или даже, где возможно, в игнорировании человеческих и гражданских интересов» – Там же. С. 85), который в конце концов найдет окончательное и крайне резкое воплощение у Р. В. Иванова-Разумника: мещанин, выразитель официального мещанства.1

Вслед за Герценом и Писарев теперь отказывает герою Гончарова в праве стоять в ряду «истинных» «лишних». В статье «Писемский, Тургенев и Гончаров…» он писал: «Тип Обломова не создан Гончаровым; это повторение Бельтова, Рудина и Бешметева; но Бельтов, Рудин и Бешметев приведены в связь с коренными свойствами и особенностями нашей зачинающейся цивилизации, а Обломов поставлен в зависимость от своего неправильно сложившегося темперамента. Бельтов и Рудин сломлены и помяты жизнью, а Обломов просто ленив, потому что ленив. ‹…› Бельтов, Рудин и Бешметев доходят до своей дрянности вследствие обстоятельств, а Обломов – вследствие своей натуры. Бельтов, Рудин и Бешметев – люди, измятые и исковерканные жизнью, а Обломов – человек ненормального телосложения. В первом случае виноваты условия жизни, во втором – организация самого человека» (Там же. С. 90, 97).2