Полное собрание сочинений. Том 19. Июнь 1909 — октябрь 1910

Маркс говорил в 1848 и в 1871 гг., что бывают моменты в революции, когда сдача позиции врагу без борьбы больше деморализует массы, чем поражение в борьбе{133}. Декабрь 1905 г. был не только таким моментом в истории русской революции. Декабрь был естественным и неизбежным завершением массовых столкновений и битв, нараставших во всех концах страны в течение 12-ти месяцев. Об этом свидетельствует даже сухая статистика. Число чисто политических (т. е. не предъявлявших никаких экономических требований) стачечников было: в январе 1905 г. – 123 тысячи, в октябре – 328 тысяч, в декабре – 372 тысячи.

И нас хотят уверить, что этот рост был «искусственный»! Нам преподносят сказку, будто подобный рост массовой политической борьбы наряду с восстаниями в войсках возможен без неизбежного перехода в вооруженное восстание! Нет, это не история революции, а либеральная клевета на революцию.

III

«Как раз в это время», – пишет Мартов об октябрьской стачке, – «время всеобщего возбуждения рабочих масс… возникает стремление слить воедино борьбу за политическую свободу с экономической борьбой. Но, вопреки мнению тов. Розы Люксембург, в этом сказалась не сильная, а слабая сторона движения». Попытка ввести революционным путем 8-часовой рабочий день кончилась неудачей и «дезорганизовала» рабочих. «В том же направлении действовала всеобщая стачка почтовых и телеграфных служащих в ноябре 1905 года». Так пишет историю Мартов.

Достаточно бросить взгляд на вышеприведенную статистику, чтобы видеть фальшь этой истории. На протяжении всех трех лет революции мы видим при каждом обострении политического кризиса подъем не только политической, но и экономической стачечной борьбы. В их соединении заключалась не слабость, а сила движения. Обратный взгляд есть взгляд либеральных буржуа, которые как раз хотели бы участия рабочих в политике без вовлечения самых широких масс в революцию и в борьбу с буржуазией. Именно после 17 октября либеральное земское движение окончательно раскололось: землевладельцы и фабриканты составили открыто контрреволюционную партию «октябристов», которые всей силой репрессий обрушились на забастовщиков (а «левые» либералы, кадеты, в печати обвиняли рабочих в «безумии»). Мартов, вслед за октябристами и кадетами, видит «слабость» рабочих в том, что они как раз в это время старались сделать экономическую борьбу еще более наступательной. Мы видим слабость рабочих (а еще более крестьян) в том, что они недостаточно решительно, недостаточно широко, недостаточно быстро перешли к наступательной экономической и вооруженной политической борьбе, которая неизбежно

вытекала из всего хода развития событий, а вовсе не из субъективных желаний отдельных групп или партий. Между нашим взглядом и взглядом Мартова лежит пропасть, и эта пропасть между взглядами «интеллигентов» отражает только, вопреки Троцкому, пропасть, которая была на деле в конце 1905 г. между классами, именно между революционным борющимся пролетариатом и изменнически ведущей себя буржуазией.

Надо добавить еще, что поражения рабочих в стачечной борьбе характеризуют не только конец 1905 г., выхваченный Мартовым, а еще более 1906 и 1907 годы. Статистика говорит нам, что за 10 лет, 1895–1904, фабриканты выиграли 51,6 % стачек (по числу стачечников); в 1905 г. – 29,4 %; в 1906 году – 33,5 %; в 1907 году – 57,6 %; в 1908 году – 68,8 %. Значит ли это, что экономические стачки 1906–1907 гг. были «безумны», «несвоевременны», были «слабой стороной движения»? Нет. Это значит, что, поскольку натиск революционной борьбы масс был недостаточно силен в 1905 г., постольку поражение (и в политике, и в «экономике») было неизбежно, но если бы пролетариат не сумел при этом по меньшей мере дважды подниматься для нового

натиска на врага {четверть миллиона одних только политических стачечников во вторую четверть 1906 года и также 1907), то поражение было бы еще сильнее; государственный переворот произошел бы не в июне 1907 г., а годом, или даже более чем годом, раньше; экономические завоевания 1905 г. были бы отобраны у рабочих еще быстрее.