Полное собрание сочинений. Том 26. Произведения 1885–1889 гг. Холстомер

<съ уходящаго Васьки, пошелъ къ дому. Проходя мимо господскаго манежа, онъ⁴ остановился, долго смотрлъ на вычурный уже состарвшійся расписной фронтонъ, который онъ видлъ уже боле 30 лтъ, потомъ снялъ шляпу, почесалъ голову, опять надлъ шляпу, покачалъ головой и усы и борода раздвинулись отъ недоумвающей не то укоризненной, не то насмшливой улыбки. Чудно! и онъ еще засмялся и еще покачалъ головой, при чемъ шляпа попала на мсто.

Между тмъ> все выше и выше поднималось небо.

*№ 2.

<На варк же, какъ только спустили его съ оброти, онъ прошелъ подальше отъ толпы молодежи по за столбами въ свой привычный уголъ и отставивъ ногу опустилъ голову.

– Что, взялъ, старая дрянь, сволочь, – заговорили кобылки. – Тоже кусаться, мужикъ сиволапый, Богъ знаетъ откуда взятъ, родился отъ мужички изъ сохи и гд нибудь на задворк и меня, Сметанкину правнучку сметъ… Скотина! – Меринъ не отвчалъ и только переставилъ ногу. – И мать то его свинья какая нибудь была, а не лошадь и отецъ не одинъ можетъ быть.....

– Нтъ! это слишкомъ, – вдругъ вскричалъ пгой. – Я не хотлъ говорить, но ежели ужъ вы семейство мое хотите позорить, я долженъ говорить, я не могу молчать…

Кобылки засмялись было.

– Смотри, смотри, какъ расходился.

– Молчать!! – крикнулъ пгой, величественно вскинувъ голову и отдливъ хвостъ. – Съ кмъ вы говорите, дрянь. Вы сволочь! Кто я, вы хотите знать?

– Да.

– Такъ знайте же.

Кобылки притихли. Что-то было повелительное и величавое въ звукахъ и движеньяхъ старика.

– Кто тотъ, на комъ возятъ воду и загоняютъ васъ, кто тотъ, у кого нтъ цлаго мста на спин, уши прорваны, копыты обиты, ноги поломаны, кто тотъ, у кого нтъ ни друга, ни защитника, ни между вами, ни между [людьми], кто тотъ, чья участь хуже участи собаки, кто посмшище и чучела для всякой двчонки? Кто я? – Да я былъ лошадь, я былъ силенъ, былъ счастливъ и любимъ.

– Да кто же ты? что такъ кричишь, шута изъ себя длаешь? – проговорила приподнимая голову старая жеребая кобыла, улегшаяся на солом.

– Шута? Да. – Все больше и больше разгорячаясь прокричалъ меринъ. – Кто я? – Онъ долго помолчалъ и на варк все затихло. – Я Хлостомръ, – проговорилъ онъ внятнымъ и Мочаловскимъ шопотомъ.

Со всхъ сторонъ зашевелилось по солом и головы столпились подъ навсомъ около стараго мерина.

– Да, я Хлостомръ, друзья мои! – повторилъ меринъ тронутый и смягченный⁵ выраженьемъ удивленія и раскаянья, отразившагося на всемъ табун и всмъ сообщившагося. – Да, я знаменитый пгой, сынъ Добраго 1-го и Телки, – сказалъ [онъ], – я любимецъ Его, я тотъ, котораго отъыскиваютъ и не находятъ охотники. – Хотя и было въ тон и словахъ мерина такая сила убжденія, что невольно толпа съ перваго мгновенія поврила ему, но во вторую за тмъ минуту явилась тнь сомннія и многія оглянулись на старую, съ обсыпанной гречкой головой, старую Вязопуршу, дочь Добраго 2-го, <слдовательно кузину Хлостомра>, которая медленно волоча ноги, услыхавъ общее движенье <и слова⁶ Хлостомра>, подходила къ нему.

– Ты Хлостомръ, – проговорила она дрожащимъ голосомъ. – Боже! И какъ я любила тебя и какъ ты хорошъ былъ. Да это онъ. Но ужасно!

– И ты какъ перемнилась, – сказалъ Х[лостомръ], – я не хотлъ открываться, зачмъ будить сладкія, невозвратимыя воспоминанія. Я любилъ тебя. – Они ближе подошли другъ къ другу и перегнувъ шеи другъ за друга долго чесали холки и въ глазахъ у нихъ были слезы.⁷

Остальные молчали. Когда прошла первая радость и испугъ свиданья, Вязопурша подняла голову и спросила, какъ спрашиваютъ кобылы, чтобы онъ разсказалъ ей все, что длалъ съ тхъ поръ, какъ они не видлись.

– Цлая жизнь не разсказывается въ двухъ словахъ, – грустно улыбаясь отвчалъ Хлостомръ, – но мн спать не хочется и я разскажу теб въ общихъ чертахъ.....

– Нтъ, все, все разскажи, – отвчала она.

– Все, все разскажите, – подхватили молодые голоса.

Хлостомръ помоталъ головой какъ будто припоминая, подвинулся къ навсу такъ, чтобы всмъ были слышны его слова, и началъ. Молодежь молча и тихо толпилась около него, кладя другъ другу шеи на спины. Вязопурша, самая старая изъ кобылъ, еще изъ Хрнового, подошла, положила голову на шею мерина, почесала его, тяжело вздохнувъ легла подл на свжую солому. Было темно. Мсячный свтъ только виднлся изъ-за навса, самаго мсяца не видно было, роса была опять свжая и ложилась на солому двора и серебрила воздухъ. Подъ навсомъ тни были черны. За дворомъ постукивалъ караульщикъ и лаяли собаки. Изрдко шевелились ноги по солом и стучали копыты о стны. Все было тихо и меринъ разсказывалъ.

Вечеръ 1-й.