Полное собрание сочинений. Том 33. Воскресение. Черновые редакции и варианты

Такъ что въ общемъ это были нетолько не кровожадные, но, напротивъ, очень кроткіе люди. Вс они были движимы не только не желаніемъ зла кому бы то ни было, но только однимъ желаніемъ служенія народу и сознаніемъ несправедливости, жестокости правительства къ этому угнетенному народу. Главный мотивъ былъ желаніе перейти на сторону страдающихъ, помогать имъ и, если нельзя, то по крайней мр страдать вмст съ ними. Это былъ главный мотивъ и Марьи Павловны, и Набатова, и Семенова, и Нехлюдовъ не могъ не сочувствовать имъ, особенно съ тхъ поръ, какъ онъ узналъ весь тотъ ужасъ зла, которое совершилось на его глазахъ надъ арестантами, и узналъ внутреннюю жизнь этихъ людей, политическихъ, и все то море страданій, которое пережили они, ихъ погибшіе друзья, ихъ жены, братья, сестры, матери. По тмъ политическимъ, которыхъ и про которыхъ онъ узналъ въ этомъ путешествии, онъ понялъ теперь, почему такъ старательно препятствуютъ общенію людей съ воли съ политическими. Нехлюдовъ убдился, что это были несомннно лучшіе люди, какъ бы нарочно отбираемые еще со скамей учебныхъ и потомъ на первыхъ шагахъ общественной дятельности и отчасти уничтожаемые, отчасти развращаемые, хотя и иначе, чмъ уголовные, но развращаемые, загубляемые неволей. Зачмъ это? Зачмъ отбирают лучшихъ людей и губятъ и оставляютъ худшихъ? Зачмъ?

* № 110 (кор. № 27).

ХСVІІІ.

Было 5 часовъ вечера, когда Нехлюдовъ пришелъ въ помщеніе политическихъ. Помщеніе это состояло изъ двухъ камеръ, одна мужская, другая женская. Об были открыты, и вс собрались въ женской.

Въ узкой, аршинъ 8 ширины и 12 длины камер, съ двумя окнами съ желзными ршетками, были въ два ряда нары и между нарами пустое пространство въ два аршина.³⁹⁹ Передъ лампой и чашками на ящик сидла Ранцева. Проходить на другую сторону стола можно было только черезъ нары.

На одной сторон наръ къ углу лежалъ больной Семеновъ на подушк и прикрытый пледомъ. Нехлюдовъ былъ пораженъ перемной къ худшему, происшедшей въ немъ. Въ середин этой стороны наръ была настлана газетная бумага и на ней чайникъ, чашки, стаканы и ложка. По сю сторону лежала Марья Павловна ничкомъ, вытянувъ ноги съ толстыми икрами въ шерстяныхъ чулкахъ, которые она надла сухіе, снявъ размокшіе и сушившіеся и испускавшіе паръ у печки ботинки.

Вра Ефремовна сид

ла на другой сторон наръ съ ногами и курила.

Маслова въ блой кофт, простоволосая и вся красная, развшивала мокрое платье.⁴⁰⁰ Вильгельмсонъ раздувалъ печку, сидя на корточкахъ передъ заслонкой.⁴⁰¹ Новодворовъ въ красной рубах сидлъ противъ Вры Ефремовны и набивалъ папиросы, безпрестанно взглядывая на красивую молодую фигуру миловидной Богомиловой, разчесывавшей свои до плечъ почти не заплетенные черные вьющіеся волосы. Набатовъ въ короткомъ полушубк вошелъ вслдъ за Нехлюдовымъ съ большимъ чайникомъ горячей воды и, такъ какъ проходить на другую сторону можно было только черезъ нары, перелзъ черезъ ноги Марьи Павловны, лежавшія на дорог, и поставилъ чайникъ.

– Ну, заливайте, а я молока добуду. Гд у насъ бутылки? Здравствуйте, проходите, проходите въ нашъ монплезиръ, – обратился онъ къ Нехлюдову и тотчасъ же опять отворилъ дверь въ камеру къ уголовнымъ.

Комната⁴⁰² была вся полна парами отъ горячей воды и отъ мокрыхъ вещей и табачнымъ дымомъ. Изъ сосдней камеры слышались несмолкаемый гулъ арестантовъ съ подъигрываніемъ ц

пей, разнообразившіеся взрывами крика или хохота.

– Вотъ онъ пришелъ, – сказала Вра Ефремовна, всегда такъ въ третьемъ лиц любившая называть Нехлюдова. – Ползайте, тутъ у окна просторно.

Новодворовъ и Вильгельмсонъ ласково, какъ съ старымъ знакомымъ, поздоровавшись съ Нехлюдовымъ, продолжали каждый свое занятіе.

– Что вы такая красная? – сказалъ Нехлюдовъ Масловой.

– Да вдь он всю дорогу пшкомъ шли, вотъ еще малаго несли, – сказала Вра Ефремовна, указывая на сидящаго ребенка въ углу, котораго сначала не замтилъ Нехлюдовъ.

– Измокли. Маша такъ совсмъ свалилась, – сказала Ранцева, указывая на неподвижныя ноги Марьи Павловны.⁴⁰³

– Да я видлъ, какъ обогналъ, что он шли пшкомъ. Я думалъ – на время.

– Н

тъ, это цлая исторія. Тотъ былъ скверный офицеръ, а этотъ хуже.

– А я думалъ, что онъ лучше тхъ, – сказалъ Нехлюдовъ.

– Ахъ, ужасный господинъ. Представьте себ. Вывели арестантовъ. Мы ничего не знали. Слышимъ крикъ и плачъ. Оказывается, это арестантъ Петръ – знаете, у котораго жена въ Тюмени умерла, – несъ всю дорогу своего мальчишку. Оказывается, вдругъ вздумалось надть на всхъ наручники. Онъ сталъ просить. Тотъ заоралъ и веллъ мальчика взять. Тогда арестанты заступились. Офицеръ взбсился и началъ колотить чмъ попало. Говорятъ, одному ребро сломали, оставили на томъ этап. Ну, тутъ наша сердобольная Маша явилась на выручку и взяла мальчика, и он вмст съ Катей несли его все время съ партіей.

– Что же, и вы бы отдохнули, – сказалъ Нехлюдовъ Масловой.

– Нтъ, мн не хочется, – сказала она, веселыми глазами глядя на Нехлюдова.

– Не хочется, а сама дрожитъ, – сказала Богомилова, – ступай Катя, грйся. Я развшу.