Полное собрание сочинений. Том 38. Март-июнь 1919

Эсеры и меньшевики из опыта Колчака учли и поняли, что это не случайность, что при самой бешеной, отчаянной борьбе, при иностранной помощи, демократия ничего не дала. На них действуют две силы, – и кроме этих сил нет ничего – либо диктатура буржуазии, либо власть и полная диктатура рабочего класса, нигде середина не могла ничего дать, и нигде из нее ничего не выходило. Ничего не вышло и с учредилкой. Это испытали на себе эсеры и меньшевики и мелкая буржуазия.

Когда эсеры и меньшевики говорили: «Мы уйдем от Колчака и от всех, кто за него и за вмешательство Антанты», они говорили это не только лицемерно. Это не была только политическая хитрость, хотя часть этих людей и рассчитывала на то, что «мы, дескать, большевиков надуем, лишь бы дали нам возможность повторить старое». Мы эту хитрость учли и, конечно, приняли меры против нее, но когда меньшевики и эсеры говорили это, – то это не было только лицемерием и хитростью, а и убеждением

многих из них. Среди них мы имеем не только литературную группу, но и мелко-буржуазные слои техников, инженеров и т. п. Когда в момент объявления меньшевиками, что они против вмешательства союзников, мы предложили им работать у нас, они согласились охотно на наше предложение. Но теперь, преследуя их, преследуя мелкобуржуазный слой, мы вполне правы, так как этот слой на понимание туп до чрезвычайности. Это он обнаружил и в период керенщины и в теперешних своих поступках. После того как они пошли к нам на службу, они говорят: «Мы от политики отказались, мы охотно будем работать». Таким людям мы отвечаем: «Нам чиновники из меньшевиков нужны, так как это не казнокрады и не черносотенцы, которые лезут к нам, записываются в коммунисты и нам гадят». Если люди верят в учредилку, мы им говорим: «Верьте, господа, не только в учредилку, но и в бога, но делайте вашу работу и не занимайтесь политикой». Среди них растет число людей, которые знают, что в политике они оскандалились: они кричали, что Советская власть – уродливая выдумка, которая возможна только в дикой России. Они говорили, что разгон учредилки, это – действие варваров, воспитанных царизмом. И в Европе это повторяли. Теперь из Европы приходят известия, что Советская власть идет на смену буржуазной учредилке во всем мире. Это – уроки, которые преподаются всей интеллигенции, которая идет на службу к нам. У нас работает сейчас чиновников вдвое больше, чем полгода тому назад. Это выигрыш, что мы получили чиновников, которые работают лучше, чем черносотенцы. Когда мы приглашали их поступать к нам на службу, они говорили: «Боюсь Колчака, я – за тебя, но помочь тебе не хочу. Я буду рассуждать, как чистейший парламентарий, как если бы я сидел в учредилке, а ты меня не смей тронуть, потому что я демократ». Мы говорим этим группам, рассказывающим об учредилке: «Если вам угодно рассказывать еще долго, мы вас отведем к Колчаку и в Грузию». (Аплодисменты.) Создается полемика, оппозиция легальной группы. Оппозиции мы не допустим. Нас империалисты всего мира берут за горло, всеми силами военного натиска стараются победить нас, мы должны бороться, тут борьба не на живот, а на смерть. Если ты пришел сюда помогать нам – пожалуйста, а если ты будешь печатать газеты и подстрекать рабочих на забастовки, а от забастовок наши красноармейцы гибнут на фронтах, и от каждого дня забастовки десятки тысяч людей на наших фабриках терпят лишения, муки голода, те муки, из-за которых мы волнуемся, – то ты, может быть, и прав с точки зрения учредилки, но с точки зрения нашей борьбы и ответственности, которую мы несем, ты не прав, ты не можешь нам помогать, убирайся в Грузию, убирайся к Колчаку, или ты будешь сидеть в тюрьме! И это мы сделаем.

Товарищи! Я надеюсь, что мы все примем единодушно ту резолюцию, которая в конце собрания будет предложена и в которой мы пытаемся дать необходимые указания, которые я хотел в своем докладе обосновать. Я хотел бы теперь перейти к двум вопросам: к положению крестьянина-середняка и к вопросу международному, который имеет громаднейшее значение.