Полное собрание сочинений. Том 6.

Кирка долго слѣдилъ за ней до самыхъ воротъ и уговаривалъ, чтобъ она вернулась, но она ни разу не повернулась. Услыхавъ голосъ ея матери, которая встрѣтила у станицы дѣвку, Кирка остановился. Передъ нимъ прозрачно свѣтлѣла освѣщенная мѣсяцемъ росистая поляна. Изъ нея слышались свѣжіе звуки лягушекъ и перепеловъ и стрекозъ. Звуки эти были такіе же прозрачные, все говорило: туда, туда, въ наше царство луннаго свѣта и свѣжести. Кирка нѣсколько разъ снялъ и надѣлъ съ разгоряченной головы шапку, вдругъ повернулся и опять той же дорогой пустился черезъ канаву и загородку въ станицу на площадь. — Дѣвокъ уже оставалось мало на площади, всѣ расходились. Онъ гордо прошелъ мимо нихъ; Марьяны не было. Онъ взялъ за руку своего пріятеля Иляску и другихъ казаковъ и пошелъ ходить по станицѣ.

— Давайте пѣсни играть, ребята, сказалъ онъ и сильнымъ груднымъ теноромъ затянулъ старинную, выученную имъ отъ Ерошки пѣсню. Пѣсня говорила про стариннаго джигита казака, который ушелъ въ дальнія горы и тужитъ по своей родинѣ и по своей душенькѣ, которая за другого вышла замужъ. — Онъ прошелъ нѣсколько разъ мимо Марьянкинаго дома и въ темнотѣ слышалъ ея голосъ, говорившій съ матерью. Нѣсколько молодыхъ казаковъ присоединились къ пѣвцамъ и, взявшись за руки, долго въ лунномъ свѣтѣ ходили по станицѣ. — Заря совсѣмъ потухла. Полная луна свѣтло и высоко вошла на небо. Зажглись частыя звѣзды. Кое-гдѣ уже видны были только огни въ окнахъ. На всѣхъ дворахъ курились кизяки и около нихъ, спасаясь отъ комаровъ, пыхтѣла и поворачивалась бѣлѣющая скотина. Кое гдѣ въ избушкахъ слышалось заунывное пьяное пѣнье загулявшихъ казаковъ. Съ Терека несло свѣжестью и сильнымъ крѣпкимъ лѣснымъ запахомъ. Стройныя раины садовъ и камышевыя крыши хатъ поднимались въ ясное небо и ихъ черныя тѣни отчетливо ложились на сухой дорогѣ. Вдалекѣ чернѣли сады и лѣсъ. Иногда пѣсня казаковъ замолкала и слышался звонъ лягушекъ съ воды и слабые ночные звуки укладывающагося народа и шаги казаковъ въ тихой станицѣ. Потомъ снова заливались молодые веселые голоса и изо всѣхъ счастливо, бойко, дрожа звенѣлъ сильный голосъ разгулявшагося Кирки. —

Глава 2.

Сидѣнка.

Въ слѣдующее воскресенье дядя Ерошка сдержалъ свое слово. Онъ надѣлъ новый бешметъ и утромъ, еще не пьяный, пошелъ къ старику Илясу сватать Марьяну за своего сосѣда и роднаго Кирку. Старики усѣлись за столъ, баба принесла имъ вина и вышла подслушивать за дверью. Поговорили о временахъ, которыя будто и по урожаю и по нравственности людей все становились хуже и хуже. Дядя Ерошка, помолчавъ немного, всталъ и поклонился.

— Я къ тебѣ по дѣлу пришелъ, дѣдука Илясъ, сказалъ онъ, у тебя товаръ, у насъ купецъ — и онъ съ медлительной важностью въ движеніяхъ и рѣчи передалъ просьбу казака. Вообще Ерошка теперь былъ совсѣмъ другимъ человѣкомъ, чѣмъ въ праздникъ вечеромъ. Онъ былъ важно краснорѣчивъ и торжествененъ. — Онъ двигался медленно, говорилъ мѣрно и складно и большей частью божественно. Старуха, не смѣя принять участія въ бесѣдѣ стариковъ, только неодобрительно вздыхала за дверью на слова дяди Ерошки. Однако старикъ Илясъ, не перебивая, выслушалъ рѣчь дяди Ерошки, тоже всталъ, отблагодарилъ за честь и отвѣтилъ, что онъ за богатствомъ не гонится, что дочь его дѣвка взрослая и сама можетъ судить. Коли ей любъ женихъ, то можетъ идти замужъ и за Кирку. Но онъ прибавилъ, что время терпитъ и что хотя онъ ничего не знаетъ за молодымъ казакомъ, онъ не отдастъ дочь прежде, чѣмъ Кирка будетъ строевымъ казакомъ, т. е. соберетъ себѣ коня, сѣдло и все оружiе. А пока онъ хотѣлъ, чтобъ дѣло было въ тайнѣ.

— Легко ли, нищего сватать пришелъ, черная немочь! Николи не соберется, такой же голякъ, какъ и сватъ, проворчала старуха, не выдержавъ, когда старикъ проходилъ сѣни. — Вишь старый песъ!

— Спасибо, мамука, за ласку, сказалъ старикъ и съ этимъ отвѣтомъ онъ вышелъ отъ эсаула.

* № 11.

МАРЬЯНА. 

Глава 1.

[64] 

1.

Въ 1850 году 28 февраля была выдана подорожная по собственной надобности отъ Москвы до Ставропольской Губернiи, города Кизляра, канцелярскому служителю Т-аго депутатскаго собранiя, коллежскому Регистратору Дмитрiю Андрееву Олѣнину; и въ концѣ Марта мѣсяца, этотъ самый Д. А. Олѣнинъ выезжалъ изъ Москвы изъ гостинницы Шевалье ночью на перекладныхъ саняхъ съ своимъ дворовымъ человѣкомъ Ванюшей.

— Славный малый этотъ Олѣнинъ, сказалъ одинъ изъ провожавшихъ его друзей, выходя на крыльцо, когда сани уже отъѣхали отъ него. — Только что за нелѣпость ѣхать юнкеромъ на Кавказъ. Онъ право пропадетъ тамъ. Елизаръ! подавай! крикнулъ онъ кучеру.

— Да, славный малый! лѣниво сказалъ другой прiятель, вышедшiй вмѣстѣ.

— Но какъ онъ еще молодъ! Я бы полтинника не взялъ теперь ѣхать на Кавказъ, да еще на перекладной, сказалъ первой, садясь въ карету и захлопывая дверцу. Прощай. Будешь завтра обѣдать въ клубѣ?

— Буду.

И оба разъѣхались.