Как это ни парадоксально, но можно считать, что появление знаменитого акмеистического манифеста в первом номере «Аполона» за 1913 год знаменует собой «завершение» «круга развития» не только в истории символизма, но и в деятельности самого Гумилева-критика. В дальнейшем — отчасти, конечно, в силу внешних обстоятельств: последнее путешествие в Абиссинию, затем (хотя не сразу за тем!) война и военная служба, — его критические выступления становятся гораздо более редкими (любопытно отметить, что в этот же период, в первые месяцы 1914 г., Гумилев возвращается к документальной и художественной прозе: см. №№ 14 и 15 в т. VI наст. изд. и комментарий к ним). За следующие три года после «февральских» «Аполлона» и «Гиперборея» за 1913 г. появятся всего пять «Писем о русской поэзии» — правда, в их числе находятся одни из самых значительных и знаменитых (о Мандельштаме, Ахматовой). Последнее «письмо», опубликованное в первом номере «Аполлона» за 1916 г., было всецело посвящено друзьям и соратникам по бывшему «Цеху поэтов»: Г. В. Адамовичу, Г. В. Иванову, М. Л. Лозинскому, О. Э. Мандельштаму (№ 68 наст. тома).
После возвращения Гумилева в революционную Россию весной 1918 г. его литературно-критические выступления и планы неизбежно принимают иные формы. Статья о сборнике «Арион», несомненно, во многом продолжает прежние традиции, но сами условия публикаций в эти годы явно исключали всякую возможность возобновления прежних «Писем о русской поэзии». Работая во «Всемирной литературе», Гумилев обращается преимущественно к иностранной литературе, сочиняя занимательные популяризаторские предисловия к сборникам переводов, и задумывает большую книгу по теории поэзии, которая должна была подытожить его прежде разрозненные мысли и положение поэта-критика. Две последние его статьи — «Читатель» и «Анатомия стихотворения» — стали «памятником» этому замыслу, осуществлению которого помешала трагическая гибель поэта в августе 1921 г.
Другим неосуществленным проектом последних лет было издание тех критических обзоров, на практической основе которых возникла обобщенная теория «интегральной поэтики» (как должен был называться вышеупомянутый трактат). По утверждению Г. В. Иванова, «покойный Н. Гумилев, соглашаясь с доводами своих литературных друзей о своевременности издания их отдельной книжкой, колебался лишь в вопросе, как систематизировать имеющийся материал. Он хотел расположить по алфавиту рецензии об отдельных авторах, внеся в них соответствующие данные и поправки, так что книга имела бы вид ряда сжатых характеристик, обнимающих всю современную русскую поэзию» (Иванов Г. [Вступление] // Гумилев Н. Письма о русской поэзии. Петроград, 1923. С. 6). Прототипом такого рода издания могли бы служить «Далекие и близкие» В. Брюсова, на которые Гумилев так никогда и не написал однажды обещанную рецензию (см.: ЛН. С. 507). Желание Гумилева было исполнено его учеником и другом Г. В. Ивановым, однако, разумеется, книга, увидевшая свет в петроградском издательстве «Мысль» через два года после смерти автора, мало отвечала первоначальному плану. Г. В. Иванов избрал простой хронологический принцип публикации, предварив собственно «критический» раздел — шестью «теоретическими статьями» (в нижеприведенном списке последовательность статей в книге обозначается римской цифрой, а их номер в настоящем томе — арабской):
Анатомия стихотворения (85)
Жизнь стиха (24)
Поэзия в «Весах» (28)
Наследие символизма и акмеизм (56)
Теофиль Готье (37)
Читатель (84)
I (19)
II (20)
III (21)
IV (23)
V (25)
VI (26)
VII (27)
VIII (29)
IX и X (30)
XI (31)
XII (32–35)
XIII (36)
XIV (38)
XV (39)
XVI (40)
XVII (43)
XVIII (44)
XIX (45)
XX (50)
XXI (60)
XXII (63)
XXIII (65)
XXIV (67)
Переводы стихотворные (эта статья помещается в т. X наст. изд.[52]
).