Полное собрание сочинений в десяти томах. Том 7. Статьи о литературе и искусстве. Обзоры. Рецензии

Стр. 1–7. — Весь первый абзац построен на «уайльдианских» реминисценциях. Пример с Гекубой (имеется в виду сцена 2 из II акта «Гамлета» В. Шекспира) — из эссе О. Уайльда «Упадок лжи» («Как кто-то однажды заметил, прекрасно только то, что нас не беспокоит. Как только нечто становится полезным или необходимым, начинает доставлять нам боль или радость, вызывает наши симпатии или становится существенной частью нашего окружения, оно перестает быть адекватным в смысле Искусства. Предмет художественного произведения должен быть нам более или менее безразличным. По крайней мере, у нас не должно быть предпочтений, пристрастий и чувств солидарности любого толка. Именно потому, что Гекуба нам — ничто, ее горе служит столь замечательным мотивом для трагедии»). Стр. 10–13. — Имеются в виду книги новелл А. Франса «Валтасар» («Balthazar», 1889), «Перламутровый ларец» («L’étui de nacre», 1892), «Колодезь святой Клары» («Le puits de Sainte Claire», 1895), «Клио» («Clio», 1900) и знаменитый сборник А. де Ренье «Яшмовая трость» («La canne de jaspe», 1897), включающие стилизации под французский XVIII век, итальянское Возрождение, античную Грецию; упоминание об античных корнях французской культуры восходит к статям И. Ф. Анненского «Леконт де Лиль и его “Эриннии”» (о роли этой статьи в истории создания рассказа Гумилева «Последний придворный поэт» см. комментарии к № 8 в т. VI наст. изд.) и «Античный миф в современной французской поэзии». Стр. 18–20. — См. о «пушкинском» генезисе прозы самого Гумилева вступительную статью к разделу «Комментарии» в т. VI (***С. 243–245). Стр. 30–35. — Упоминаются мотивы произведений Кузмина «Флор и разбойник», «Опасный страж», «Из писем девицы Клары Вальмон к Розалии Тютель Майер» и «Приключения Эме Лебефа». Стр. 44–46. — «Претенциозным штрихом» повести Кузмина «Крылья» (впервые появившейся в № 11 «Весов» за 1906 г.) является, прежде всего, открытая апологетика однополой любви, вызвавшая в свое время шок у большей части читателей.

23

Аполлон. 1910. № 6.

ПРП, ПРП (Шанхай), ПРП (Р-т), СС IV, ЗС, ПРП 1990, СС IV (Р-т), Соч III, Изб (Вече), Лекманов.

Дат.: март 1910 г. — по времени публикации.

Перевод на англ. яз. — Lapeza.

Константин Михайлович Фофанов (1862–1911) начал печататься очень рано, в 1881 г.; расцвет его творчества приходится на рубеж 80-х — 90-х гг. XIX века (в 1890 г. он заболел тяжелым психическим заболеванием, что, в сочетании с хроническим наследственным алкоголизмом резко ограничило его возможности участия в литературной жизни). Вкусы его, действительно, были сформированы «восьмидесятыми годами», которые виделись Гумилеву «поэтическим безвременьем» («именами-сигналами» этой эпохи для него являлись упомянутые в статье поэты А. Н. Апухтин (1840–1893), С. Я. Надсон (1862–1887), С. Г. Фруг (1860–1916) — ср.: «Из русских классиков он (Гумилев — Ред.) признавал только Державина, Пушкина, Баратынского и Тютчева. Ко всем остальным относился презрительно, даже к Лермонтову. Жуковского, А. К. Толстого и Некрасова терпеть не мог. Фет и Полонский в его устах были пренебрежительные клички. Надсона он считал самым плохим поэтом в мире» (Чуковский Н. Литературные воспоминания. М., 1989. С. 41)). Однако в 1890-х — 1900-х гг. Фофанов публиковался в модернистских изданиях (помимо упомянутого Гумилевым альманаха «Северные цветы», можно назвать журнал «Северный вестник»).

С символистами Фофанова роднили мотивы мечты, вымысла, фантазии, которые в его поэзии противопоставлялись «прозе будней». Идеологи русского символизма (особенно в период становления «новой школы») «чтили его, но порой несколько выпрямляли, “подтягивая” к своему мироощущению. Так, Мережковский полагал, что для Фофанова жизненные явления, хранящие “божественную тайну мира”, “в высшей степени прозрачны”. Брюсов же ценил в нем дух диссонанса (столь характерный для поэтов рубежа веков), хотя, быть может, и преувеличивал его остроту, когда писал: “Через всю поэзию Фофанова проходит <...> борьба двух начал: романтизма, зовущего поэта укрыться в «гротах фантазий» и человека наших дней, смутно сознающего все величие, всю силу, все грозное очарование современного мира”» (Русская поэзия «серебряного века», 1870–1917. Антология. М., 1993. С. 76; подробно об этом: Тарланов Е. Э. Константин Фофанов: легенда и действительность. Петрозаводск, 1993. Гл. «Творчество Фофанова в современной ему критике и изучение его лирики в советский период»). Впрочем, к началу 10-х годов в символистских кругах Фофанова (к этому времени окончательно люмпенизировавшегося и впавшего в безнадежную нищету) уже почти не вспоминали. Зато его имя было поднято «на щит» эгофутуристами (см. № 55 наст. тома и комментарии к нему).

Стр. 11–19. — В «поэме-мистерии» рассказывается о шествии Христа с благоразумным разбойником по райским обителям, сошествие Его во ад, откуда Он выводит всех, кроме Иуды, устыдившегося преданного им Спасителя: