Полное собрание сочинений в десяти томах. Том 7. Статьи о литературе и искусстве. Обзоры. Рецензии

И все к Нему, и все к Нему!Один Иуда глух,И глубже прячется во тьму —В нем ропщет адский Дух.«Страшусь Христа, — останусь здесь!»И он остался там поднесь...

Далее описываются муки Иуды (Зачем к Христу он не пришел, / Прощенья не молил?!), смерть Марии Магдалины, вызволение ее из ада Богородицей, встреча Иуды с Павлом, который выводит предателя из ада, однако путь в рай преграждает им Петр, который снова низвергает Иуду в геенну. Далее идут сцены Страшного Суда (глава «Печати вскрываются» — переложение стихов «Откровения» Иоанна Богослова), и все завершается «Апофеозом», прославляющим Новый Иерусалим. Цитируется третья строфа из «Посвящения» к поэме.

Василий Чолба (псевдоним Василия Давидовича Трофименко) — поэт. В начале 1930-х гг. В. Д. Трофименко предпринимал попытки войти в советскую литературу — писал стихи о колхозах, участвовал в конкурсе на лучшую песню для пионеров и т. п. «Как писателя отношу себя к типу вновь начинающих», — писал он в 1930 г. в редакцию журнала «Красная новь» (РГАЛИ; цит. по ПРП 1990. С. 302).

Стр. 38–40. — Имеется в виду ст-ние «Veneri sacrum»:

<...>Вставши, пойдем мы туда,Трепетной неги полны,Будет нам путь освещатьРог серебристой луны,Будут сердца замирать,Будут колени дрожать,Мраморных Гор и Харит

Будет нас взор провожать.И, нарушая покой,В сумраке тонущих зал,Мы на Киприды алтарьЖертвенный выльем фиал,Чтобы, царица сердец,Нас научила онаСладкую чашу любви

Выпить до самого дна.

Стр. 40–43. — Как образцы афоризмов Чолбы можно привести следующие: «Человек дышит легкими, народ — свободой»; «Скажи мне, что ты ешь, и я скажу тебе, за кого ты будешь подавать голос во время выборов»; «“Всякая хула простится, хула же на духа не простится”, — сказано в писании; да, но давно ли прошли времена, когда легкая насмешка над толстым поповским брюхом считалась хулой на духа?»

Е. Янтарев (Бернштейн Ефим Львович, 1880–1942) — поэт, журналист, издатель «Московской газеты» (имевшей в литературных кругах стойкую репутацию «бульварщины» — см.: Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского дома на 1975. Л., 1977. С. 169–170). Несмотря на это Е. Янтарев был некоторое время близок к модернистским кругам Москвы, печатался в журнале «Перевал» и альманахах издательства «Гриф». Стихи, собранные в книгу 1910 года, — единственный его поэтический сборник, — действительно, являют собой яркий образчик символистской «беспредметности», которую Гумилев высмеивал в «укоряющей» «эпиграммической строке»: «Некто некогда нечто негде узрел...» (№ 116 в т. III наст. изд.). В качестве примера стиля Е. Янтарева можно привести ст-ние «В час блаженный и суровый...»:

В час блаженный и суровыйКто-то близкий, кто-то новый,Вещий кто-то весть мне кинет,Поцелует и обнимет.Тело скинет дух мой строгийИ в незримые чертоги

Ясной радостью томимый, И бесплотный, и незримыйЯ направлю бег свой вольный.Так. Я чую крик безбольный,К высям горним слышу зовы,В час блаженный и суровый.

Однако очевидная необычная резкость гумилевской рецензии объясняется еще и той неблаговидной ролью, которую Е. Янтарев сыграл в скандальной истории с обвинением (несправедливым) Эллиса (см. комментарий к № 21 наст. тома) в намеренной порче книг Румянцевского музея (ноябрь 1909 г.). Статья Янтарева «Господин Эллис» (Голос Москвы. 8 августа 1909) была единодушно расценена — и друзьями Эллиса, и литературными противниками — как клеветническая и «заслуживающей осуждения с точки зрения добрых литературных нравов» (см.: Эллис в «Весах» // Писатели символистского круга. СПб., 2003. С. 326).

Е. Янтарев в долгу у Гумилева не остался: в мае 1910 он напечатал «разгромную» рецензию на Ж 1910, в которой, в частности, говорилось: «Есть поэты и стихи, о которых трудно спорить, — так очевидна их ненужность и ничтожность. И о таких поэтах очень трудно высказаться. В самом деле, что можно сказать о Гумилеве? Все, что есть ходячего, захватанного, стократно пережеванного в приемах современного стиходелания — все г. Гумилевым с рабской добросовестностью использовано. Раз навсегда решив, что нет пророка, кроме Брюсова, г. Гумилев с самодовольной упоенностью, достойной лучшего применения, слепо идет за ним» (Столичная молва. 24 мая 1910; см.: Русский путь. С. 367).