Такъ какъ я уже началъ говорить о нашихъ сочинительницахъ, то мнѣ хотѣлось бы еще поговорить съ вами о той писательницѣ, которая особенно замѣчательна въ литературѣ своею остроумною перепискою съ остроумнѣйшимъ изъ нашихъ поэтовъ, и которая, можетъ быть, не меньше замѣчательна внѣ литературы непринужденною любезностью своего разговора; — о другой писательницѣ, которой таинственное посланье къ Пушкину должно было такъ мучительно и вмѣстѣ такъ пріятно волновать самолюбивое любопытство поэта; о блестящей переводчицѣ одного изъ нашихъ извѣстныхъ, религіозно-печальныхъ поэтовъ, которая знаменита красотою именно того, чего недостаткомъ знаменитъ поэтъ, ею переводимый; — о любопытной, необыкновенной перепискѣ, которая началась было въ одномъ изъ нашихъ литературныхъ листковъ между однимъ литераторомъ и неизвѣстною, безъименною писательницею, обѣщающею талантъ, если можно судить о талантѣ по нѣсколькимъ стихамъ; — о сочинительницѣ
Талантъ почти красота. Гдѣ бы онъ ни являлся намъ, въ мужчинѣ или въ женщинѣ, въ образованномъ или въ невѣждѣ, и какой бы онъ ни былъ, — даже самый безполезный, — талантъ всегда заключаетъ въ себѣ что-то магнетическое. Мнѣ всегда хочется поклониться вездѣ, гдѣ я встрѣчаю талантъ. Но женщина съ талантомъ имѣетъ въ себѣ что-то особенно привлекательное. Живописецъ ли она, или музыкантъ, или поэтъ, — все равно; если только природа дала ей дарованіе неподложное, если занятіе искусствомъ раскрыло ей душу къ изяшному, настроило ея воображеніе поэтически и воспитало въ ея сердцѣ другую, лучшую жизнь, то вокругъ всего существа ея разливается какая-то невыразимая прелесть. Поэтъ-мужчина принадлежитъ міру изящнаго однимъ воображеніемъ; поэтъ-женщина принадлежитъ ему всѣмъ существомъ своимъ. Отъ того часто, смотря на нее, кажется, будто голова ея окружена чѣмъ-то блестящимъ, похожимъ на сіяніе; посмотришь ближе: это сіяніе — мечта, воздушная діадима изъ словъ и звуковъ, возбужденныхъ ею и на нее же отражающихся.
Вотъ почему я съ такимъ наслажденіемъ говорю о нашихъ писательницахъ, и вотъ почему я не могу объяснить себѣ, отъ чего до сихъ поръ онѣ такъ мало оцѣнены въ нашей литературѣ. Больно видѣть, какъ мудрено обходятся съ ними наши записные критики, которые либо совсѣмъ молчатъ объ нихъ, либо говорятъ такъ, что лучше бы молчали. Какой-то дамѣ удалось однажды написать:
На дняхъ пришли сюда, только что отпечатанные въ Германіи, переводы съ Русскаго, подъ названіемъ: