Читаем Полное собрание стихотворений полностью

1

Кто знает край далекий и прекрасный,Где кипарис и томный мирт цветут,И где они как признаки растутСуровых дел и неги сладострастной,Где нежность чувств с их буйностью близка,Вдруг ястреб тих, а горлица дика?Кто знает край, где небо голубоеБезоблачно, как счастье молодое,Где кедр шумит и вьется виноград,Где ветерок, носящий аромат,Под ношею в эфире утопает,Во всей красе где роза расцветает,Где сладостна олива и лимон,И луг всегда цветами испещрен,И соловей в лесах не умолкает,Где дивно всё, вид рощей и полян,Лазурный свод и радужный туман,И пурпуром блестящий океан,И девы там свежее роз душистых,Разбросанных в их локонах волнистых?Тот край Восток, то солнца сторона!В ней всё дышит божественной красою,Но люди там с безжалостной душою;Земля как рай. Увы! зачем она —Прекрасная — злодеям предана!В их сердце месть; их повести печальны,Как стон любви, как поцелуй прощальный.

2

Собрав диван, Яфар седойСидел угрюмо. — Вкруг стоялиРабы готовою толпойИ стражей быть, и мчаться в бой.Но думы мрачные леталиНад престарелою главой.И, по обычаям Востока,Хотя поклонники пророкаСкрывают хитро от очейПорывы бурные страстей —Всё, кроме спеси их надменной, —Но взоры пасмурны, смущенныЯвляли всем, что втайне онКаким-то горем угнетен.

3

«Оставьте нас!» — Идут толпою.«Гаруна верного ко мне!»И вот Яфар наединеОстался с сыном. — Пред пашоюАраб стоит. — «Гарун! скорейИди за дочерью моейИ приведи ко мне с собою;Но пережди, чтоб внешний дворТолпа военных миновала:Беда тому, чей узрит взорЕе лицо без покрывала!Судьба Зюлейки решена;Но ты ни слова; пусть онаСвой жребий от меня узнаете.— «Что мне паша повелевает,Исполню я». Других нет словМеж властелина и рабов.И вот уж к башне отдаленнойНачальник евнухов бежит.Тогда, с покорностью смиренной,Взяв ласковый и нежный вид,Умильно сын к отцу подходит,И, поклонясь, младой СелимС пашою грозным речь заводит,С почтеньем стоя перед ним.«Ты гневен, — но чужой виною,Отец! сестры не упрекай,Рабыни черной не карай...Виновен я перед тобою.Сегодня раннею зарейТак солнце весело играло,Такою светлою красойПоля и волны озаряло;Мой сон невольно от очейБежал; но грусть меня смущала,Что тайных чувств души моейНичья душа не разделяла;Я перервал Зюлейки сон, —И как замки сторожевыеДоступны мне в часы ночные,То мимо усыпленных женТихонько в сад мы убежали;И рощи, волны, небесаКак бы для нас цвели, сияли,И мнилось: наша их краса.Мы день бы целый были радыВдаваться сладостным мечтам,Межнуна сказки, песни Сади[98]Еще милей казались нам, —Как вещий грохот барабана[99]Мне вдруг напомнил час дивана, —И во дворец являюсь я:К тебе мой долг меня приводит.Но и теперь сестра мой —Задумчива — по рощам бродит. —О, не гневись! толпа рабовГарем всечасно охраняет,И в тихий мрак твоих садовЛукавый взор не проникает».

4

«О сын рабы! — паша вскричал. —Напрасно я надеждой льстился,Чтоб ты с годами возмужал.От нечестивой ты родился!Иной бы, в цвете юных дней,То борзых объезжал коней,То стрелы раннею зареюБросал бы меткою рукою.Но, грек не верой, грек душой,Ты любишь негу и покой,Сидишь над светлыми водамиИли пленяешься цветами;Ах! признаюсь, желал бы я,Чтоб, взор ленивый веселя,Хотя б небесное светило
Твой слабый дух воспламенило!Но — нет! позор земли родной!О! если бурною рекойПолки московитян нахлынут,Стамбула башни в прах низринутИ разорят мечом, огнемОтцов заветную обитель, —Ты, грозной сечи вялый зритель,Ты лен пряди, — а стук мечейЛишь страх родит в душе твоей;Но сам ты мчишься за бедою;Смотри же, чтоб опять с тобоюЗюлейка тайно не ушла...Не то — вот лук и вот стрела!»

5

Уста Селимовы молчали;Но взор отцов, отцова речьУбийственней, чем русский меч,Младое сердце уязвляли.«Я сын рабы? я слаб душой!Кто ж мой отец?.. Давно б инойПал мертвый за упрек такой».Так думы черные рождались,И очи гневом разгорались,И гнева скрыть он не хотел.Яфар на сына посмотрел —И содрогнулся... Уж являласьКичливость юноши пред ним;Он зрит, как раздражен СелимИ как душа в нем взбунтовалась.«Что ж ты ни слова мне в ответ?Я вижу всё — отваги нет, —Но ты упрям, — а будь ты смелый,И сильный, и годами зрелый,То пусть бы ты свое копьеПереломил — хоть о мое».И взгляд презренья довершаетПаши насмешливый укор;Но дерзкий вид, обидный взорСелим бесстрашно возвращает, —Сам гордо на него глядит,Гроза в очах его горит,И старец взоры опускает,И с тайной злобою молчит.«Он мне рожден для оскорбленья,Он мне постыл со дня рожденья.Но что ж? — его без силы дланьЛишь серну дикую и ланьРазит на ловле безопасной;Его страшиться мне напрасно.Ему ли с робкою душойЗа честь лететь на смертный бой?Меня кичливость в нем смущает,В нем кровь... чья кровь?.. Ужель он знает?..В моих очах он как араб,Как в битвах низкий, подлый раб;Я усмирю в нем дух мятежный! —Но чей я слышу голос нежный?..Не так пленителен напевЭдемских светлооких дев.О дочь! тобою жизнь яснее,Ты матери своей милее. —С тобою мне, под сумрак лет,Одни надежды, горя нет;Как путника в степи безводнойЖивит на солнце ключ холодный,Так веселит взор жадный мойЯвленье пери молодой.Какой поклонник в поднебеснойПеред гробницею чудесной,Пророка пламенней молил?Кто так за жизнь благодарил,Как я за дочь, мою отраду,Его прекрасную награду?Дитя мое... О, сладко мнеБлагословенье дать тебе!»

6

Пленительна, светла, как та мечта живая,Которая с собой несет виденья раяСтрадальца горестным, призраков полным снам,И радует тоску, что встреча есть сердцам,Что в небе отдана утрата нам земная,Мила, как память той, чей свят бесценный прах,Чиста, как у детей молитва на устах,Была Яфара дочь. — Заплакал вождь угрюмый,Когда она вошла, и не от мрачной думы.Кто сам не испытал, что слов на свете нетМогущей красоты изобразить сиянье?Предстанет ли пред кем? В душе очарованье,Бледнеет, и в очах затмится божий свет,И, сладостно томясь, веселый и унылый,Он сердцем признает всю власть чудесной силы.Зюлейка так блестит той прелестью младой,Которой имя нет, безвестной ей одной,Невинностью цветет, любовью пламенеет,И музыка у ней с лица как будто веет,[100]И сердце нежное льет жизнь ее красам.А взор? о! этот взор — он был душою сам!Она вошла — главу склонилаИ руки белые крестомНа перси чистые сложила, —И перед сумрачным отцом —С улыбкою смиренной стала,И на плечо к нему припала,И белоснежною рукойПриветно старца обнимала.Лаская дочь, Яфар немой,Унылый, — дело начатоеУже готов был отменить;Яфар боялся погубитьЕе веселье молодое;Он чувством был прикован к ней;Но гордость в нем всех чувств сильней.

7

«Зюлейка — сердца утешенье!Тебе сей день докажет вновьМою отцовскую любовь;С тобой мне тяжко разлученье;Но я, забыв печаль мою,Тебя в замужство отдаю;
Жених твой славен, — меж военныхОн всех храбрей; Осман рожденОт древних, доблестных племен,От Тимарьетов неизменных,[101]Никем, нигде не побежденных;И словом, я тебе скажу,Он родственник Пасван-Оглу.До лет его какое дело!Не юноши искал я сам;Тебе ж приданое я дам,Которым ты гордися смело.Когда ж всё будет свершено,И наши силы заодно, —То посмеемся мы с ОсманомНад жизнь отъемлющим фирманом;Лишь головы не сбережет,[102]Кто в дар снурок к нам привезет.Теперь, моей внимая воле,Послушна мне, ему верна,Уже ты с ним искать должнаЛюбви и счастья в новой доле».

8

И дева юною главойБезмолвно, робкая, поникла,И весть разящею стрелой,Казалось, грудь ее проникла.В смятеньи тяжком и немомИ чувствам воли дать не смея,Она стояла пред отцомБледна, как ранняя лилея;Но вздох прокрался, — на щекахЗарделись девственные розы,И на потупленных очахНевольно навернулись слезы.Что может, что с твоей красой,Румянец девственный, равняться!И жалость нежная тобойВсегда готова любоваться!И что, что может так пленять,Как слезы красоты стыдливой!Их жаль самой любви счастливойЛобзаньем страстным осушать!Но уж о том, как с ней одноюСелим в саду гулял зарею,Иль не хотел, иль позабыл,Яфар совсем не говорил. —Он трижды хлопает руками,[103]Чубук в алмазах с янтарями[104]Рабам вошедшим отдает;Уж конь его арабский ждет,Он бодро на него садитсяИ в поле чистое летит —Смотреть воинственный джирид;Пред ним, за ним несется, мчитсяДельгисов, мамелюков рой[105]И черных мавров легкий строй;Готовы дротики тупые,Кинжалы, сабли уж блестят;Туда все скачут, все летят,Лишь у ворот неподкупныеТатары на часах стоят.

9

И, подгорюнясь, думы полный,На синие морские волныУгрюмый юноша взирал:Меж Дарданелл они сверкали,Струились тихо и плескалиВ излучинах прибрежных скал.Но он, унылый, не видалНи моря с синими волнами,Ни поля с дальними холмами,Ни чалмоносцев удалых,Стремящихся перед пашоюШум грозный сечей роковыхПредставить бранною игрою;Не видит он, как к облакамИх кони вихрем прах взвевают,Как сабли острые мелькают,И как с размаха пополамЧалмы двойные рассекают;[106]Не слышит он, как громкий крикЗа свистом дротиков несетсяИ как в долине раздается:Олах! Олах! — их дикий клик;[107]Душа полна мечтой одною —Яфара дочерью младою.

10

Задумчиво сидел Селим,Печален, бледен, недвижим,И сквозь решетки он безмолвноВзор мрачный в поле устремлял. —Вздохнула дева, вздох невольноЕе все думы рассказал.Такой внезапною грозоюДуша Зюлейки смущена;Ах! разной с ним — но и онаУже волнуется тоскоюВ любви младенческой, живой:У ней так нежно сердце билось;Но вдруг теперь в груди младойНевнятно что-то пробудилось,Какой-то стыд, какой-то страх,И речь немеет на устах;И можно ль долго ей таиться?И как начать? и в чем открыться?«Что может так его томить?Зачем ему меня чуждаться?Не так мы с ним привыкли жить,Не так нам должно расставаться!»И вот нарочно вкруг негоПрекрасная в раздумье ходит;А он и взора своегоУже на деву не возводит.Но что ж — кувшин в углу блеститС персидской, розовой водою;Она к ней весело летитИ плещет легкою рукоюНа стены мраморны с резьбою,
На златотканые ковры,Восточной роскоши дары;Потом на милого взглянула,К нему бросается стрелой, —И вдруг душистою водой,Резвясь, на юношу плеснула;Но он не слышит, не глядит,И под одеждой парчевоюВода душистая бежитСтуденою по нем струею,А он не чувствует. — СелимСидит, как мрамор, недвижим.«Он всё молчит, тоской томимый;Но разгоню его мечты...Бывало, он любил цветы,И я ему цветок любимыйСама сорву, сама подам»,И дева кинулась к цветам,Весельем детским оживилась;И роза мигом сорвана —И вот бежит, и вот окаУ ног Селима очутилась.«Любовник розы — соловей[108]Прислал тебе цветок свой милый;Он станет песнию своейВсю ночь пленять твой дух унылый.Он любит петь во тме ночей,И песнь его дышит тоскою;Но с обнадеженной мечтою,Споет он песню веселей.И с думой тайною моейТебя коснется пенья сладость,И напоет на сердце радостьЛюбовник розы — соловей.

11

Но ты цветка не принимаешь,И гнев на горестном челе, —Уж ты со мною не играешь!Скажи, кому ж ты мил, как мне?О мой Селим! о сердцу милый!Меня страшит твой взор унылый,Ужель меня ты разлюбил?Ах! если выдумкой напраснойТвоей тоски не усладилИ соловей мой сладкогласный, —На грудь ко мне склонись, склонись.Вот поцелуй — развеселись!Родитель грозный мой с тобою,Я знаю, и суров, и строг;Но ты к нему привыкнуть мог,И как за то любим ты мною!Увы! не то ль крушит тебя,Что замуж выдают меня?Осман, жених мой нареченный,Он, может быть, он недруг твой?Клянусь же Меккою святой,Клянусь любовью неизменной,Когда не ты велишь мне сам,Султану я руки не дам!Ужель, Селим, тебя лишитьсяИ сердцем мне с другим делиться?О! если б что, какой судьбой,Меня с тобою разлучило, —Кто будет друг-хранитель мойИ быть кому твоею милой?Не бил и не пробьет для насУжасный расставанья час!Сам Азраил, явясь пред нами,[109]С колчаном смерти за плечами,Стрелой одною нас сразитИ в прах один соединит!»

12

Он ожил — дышит — зрит — внимает,Он деву тихо поднимает,Печали нет, исчез укор,И вся душа в очах сверкает,И думы тайной полон взор.Как спертый дубамиПоток, разъярясь,Бушует волнами,В долину стремясь;Как ночью зарницыИз тучи блестят, —Сквозь темны ресницыТак очи горят.Ни конь, оживленныйВоенной трубой,Ни лев, уязвленныйВнезапной стрелой,Ни варвар, смятенныйПолночной порой,Страшней не трепещет,Когда вдруг заблещетКинжал роковой,Как он, в пылу любви мятежной,Дрожал при клятве девы нежнойИ всё, что думал, что таил,В порыве пламенном открыл:«Моя, и будешь ты моею!Моя и здесь, моя и там!Мы клятвой связаны твоею,Она свята обоим нам;Ту клятву, верь, ее внушилаТебе таинственно любовь.Не знаешь ты, какую кровьОна одна остановила!Но не бледней — тобой, в тебеВсё мило, всё священно мне.Я всех сокровищ драгоценных,У Истакара сокровенных,В пещерах глубоко в земле,[110]За кудри не возьму младые,Небрежно в кольца завитыеНа девственном твоем челе.Как страшно тучи надо мноюСегодня грянули грозою...Мне смел сказать родитель твой,Что вял и робок я душой,Что будто я рожден рабой...Теперь узнает он, надменный,
Кто сын рабы его презренной!..Увидит он, таков ли я,Чтоб мог он устрашить меня!И по тебе, быть может, сноваЯ назову его отцом.Но о сердечном, о святомОбете нашем ты ни слова.Известен мне коварный бей...Он смел искать руки твоей!Его чины, его именье,Плоды неправды, ухищренья,Он с Негропонтских берегов,[111]Не лучше родом он жидов.Но знай, судьба не так сурова,Лишь тайной клятвы не открой,А спор ему иметь со мной!Уж месть на черный день готова —Есть и кинжалы, и друзья...И ты не ведаешь, кто я».

13

— «Кто ты? О! что ж ты изменился?Давно ль румяная заряВеселым видела тебя,И вдруг тоскою омрачился;Ты знал, нельзя любви моейНи охладеть, ни быть живей;Дышу надеждою одною —Твой взгляд, улыбку, речь ловить,Тобою сердце веселить,И жить, и умереть с тобою.И, может быть, ночную теньЗа то одно я ненавижу,Что лишь когда сияет день,Селима я свободно вижу!Целуй меня, целуй, целуйВ уста, и в очи, и в ланиты!Но, ах! он жжет — твой поцелуй,Пылает в нем огонь сокрытый;Уж и меня объемлет страх,Я вся дрожу и пламенею,И стелется туман в очах,И чувствую, что я краснею.Хочу я нежностью живойЛелеять милого покой,С ним разделять и жизнь, и сладость,И бедность весело сносить...С тобой во всем найду я радость,Лишь бы тебя не пережить...О нет! нельзя желать СелимуЕще нежнее быть любиму.Любить нежней могу ли я?Но ты и взором и речамиНаводишь ужас на меня!Что за кинжалы, за друзья?Какая тайна между нами?И клятву наших двух сердецХотя б узнал Яфар угрюмый,Уж над моей сердечной думойНе властен грозный мой отец.Но верь, Селим, моей надежде —Не приневолит он меня!Могу ль я не любить тебя,Тебя, кого любила прежде?С тобою вместе детских днейЧасы веселые летели,С тобой играла в колыбели, —Ты спутник младости моей.Что ж хочешь ты — чтоб мы таилисьВ любви прекрасной и святой,Невинной нашею мечтой,Которой прежде мы гордились?Законы наши, вера, богВелят нам жить безвестно в свете;Но для меня ль пророк был строгВ своем таинственном завете?В уделе, сердцу дорогом,Он всё мне дал в тебе одном.Ах! и меня печаль терзала! —Как руку незнакомцу дать?Отцу я всё бы рассказала;Но ты, Селим, велишь молчать.С душой неопытной, простою,Ужасен мне обмана вид,И что-то всё, грозя бедою,Как тяжкий грех, меня страшит.Но вот уж кончился джирид,И чекодар летит обратно,[112]И вот отец с забавы ратной!Боюсь взглянуть я на него...Селим, скажи мне, отчего?»

14

«Зюлейка, ты спеши укрытьсяВ высоком тереме своем,Я должен, я могу явитьсяПеред разгневанным отцом.Внезапно с берегов ДунаяК нам весть примчалась роковая.Визирь писал, что враг разбит,А сам от яуров бежит;Но подвигам вождя такогоИ у султана мзда готова.Когда же барабанный бойВоенным ужин и покойС вечерней возвестит зарею,Тогда во тме, никем не зрим,В гарем прокрадется Селим, —И мы уйдем порой ночноюЧрез сад, — на берегу морском,Уединенном и крутом,В тиши беседовать с тобою.Не бойся, будут нас стеречьИ темна ночь, и острый меч.Гарун за нас, и в час урочный...Решись, Зюлейка, не робей!»— «Робеть с тобой!..»— «Иди ж скорей,Гарема ключ в руке моей;Узнаешь ты во тме полночнойМой рок, мой страх, мои мечты,И я не то, что мнила ты».
Перейти на страницу:

Похожие книги

Поэзия Серебряного века
Поэзия Серебряного века

Феномен русской культуры конца ХIX – начала XX века, именуемый Серебряным веком, основан на глубинном единстве всех его творцов. Серебряный век – не только набор поэтических имен, это особое явление, представленное во всех областях духовной жизни России. Но тем не менее, когда речь заходит о Серебряном веке, то имеется в виду в первую очередь поэзия русского модернизма, состоящая главным образом из трех крупнейших поэтических направлений – символизма, акмеизма и футуризма.В настоящем издании достаточно подробно рассмотрены особенности каждого из этих литературных течений. Кроме того, даны характеристики и других, менее значительных поэтических объединений, а также представлены поэты, не связанные с каким-либо определенным направлением, но наиболее ярко выразившие «дух времени».

Александр Александрович Блок , Александр Иванович Введенский , Владимир Иванович Нарбут , Вячеслав Иванович Иванов , Игорь Васильевич Северянин , Николай Степанович Гумилев , Федор Кузьмич Сологуб

Поэзия / Классическая русская поэзия / Стихи и поэзия
«С Богом, верой и штыком!»
«С Богом, верой и штыком!»

В книгу, посвященную Отечественной войне 1812 года, вошли свидетельства современников, воспоминания очевидцев событий, документы, отрывки из художественных произведений. Выстроенные в хронологической последовательности, они рисуют подробную картину войны с Наполеоном, начиная от перехода французской армии через Неман и кончая вступлением русских войск в Париж. Среди авторов сборника – капитан Ф. Глинка, генерал Д. Давыдов, поручик И. Радожицкий, подпоручик Н. Митаревский, военный губернатор Москвы Ф. Ростопчин, генерал П. Тучков, император Александр I, писатели Л. Толстой, А. Герцен, Г. Данилевский, французы граф Ф. П. Сегюр, сержант А. Ж. Б. Бургонь, лейтенант Ц. Ложье и др.Издание приурочено к 200-летию победы нашего народа в Отечественной войне 1812 года.Для старшего школьного возраста.

Виктор Глебович Бритвин , Коллектив авторов -- Биографии и мемуары , Сборник

Классическая русская поэзия / Проза / Русская классическая проза / Прочая документальная литература / Документальное