Полное собрание стихотворений

1

Над Геллеспонтом ветер дует,Клубит волнами и бушует,Как бушевал перед грозой,Когда погиб в ночи ужаснойТот юный, смелый и прекрасный,Что был единственной мечтойСестоса девы молодой.Бывало — только тень сгуститсяИ вещий факел загорится, —Тогда хоть ветер и шумит,Хоть море гневное кипитИ с пеной к берегу несется,И небо тмится черной мглой,И птиц морских станица вьется,Перекликаясь пред грозой;Но он смотреть, внимать не хочет,Как небо тмится — вал грохочет,Всё факел светится в очах,Звездой любви на небесах;Не шум грозы, но томной девыВсё слышатся ему напевы:«Неси, волна, в полночной тмеСкорее милого ко мне!»Вот старина, — и нам дивитьсяНе должно ей, — быть может, вновьПылать сердцам велит любовь,И эта быль возобновится.

2

Над Геллеспонтом ветр шумит;Он, волны черные вздымая,Их в море бурное клубит;И, расстилаясь, тень ночная,На поле том уже легла,Где так напрасно кровь текла;Скрывают мрачные туманыТу степь, где царствовал Приам;На ней заметны, здесь и там,Одни могильные курганы.Ни ужас битв, ни блеск венца,Ничто б от мрака не спаслосяБез песен нищего слепцаС холмов кремнистого Хиоса.

3

И я был там! и видел яТот брег, мечты священной полный;И я был там!.. там и меняКипучие носили волны.Певец! когда ж удастся мне,В твоей минувшего стране,Томиму думою высокой,Бродить опять по тем полям,Где дивное понятно нам,Где каждый холмик одинокойОстанки славные хранит,И где, как прежде, всё шумит,Шумит твой Геллеспонт широкой;[113]И беден, беден тот душой,Кто пред заветной их красою,Певец, рассказ чудесный твойСчитает выдумкой одною!

4

Оделись волны черной мглой;И с мраком ужас ночь наводит,А над туманною горойЖеланный месяц не восходит.О Ида! он с твоих высот,Бывало, свет дрожащий льетНа поле битв; но смолкло поле —И нет на нем тех ратных боле,Которым часто в тме ночейБыл в гибель блеск его лучей.Лишь пастухи, в их мирной доле,Когда он светит веселей,Пасут стада вокруг могилыТого, кто, славный и младой,Сражен дарданскою стрелой.Здесь возвышался холм унылый,Здесь сын Аммона горделивый,[114]Свершая тризну, пировал.Сей холм народы воздвигали,Цари могучие венчали;Но сам курган надменный палИ в безымянной здесь пустынеПочти от взоров скрылся ныне.О ты, жилец его былой!Как тесен дом подземный твой!Пришлец один на нем мечтаетО том, кого и в гробе нет,И свой задумчивый приветПустынным ветрам поверяет.Наш прах как бы живет в гробах;Но твой — исчез и самый прах.

5

Взойдет, взойдет в свой час урочныйСребристый рог луны полночной,Утешит мирных пастуховИ страх отгонит от пловцов;Но до луны всё тма скрывает;Маяк на взморье не пылает,И в мгле туманной легкий челнНыряет робко между волн.Везде, вдоль берега морского,В домах светилися огни, —Но вот, один после другого,Уже потухнули они;Лишь только в башне одинокойМладой Зюлейки свет блестит, —Лишь у нее, в ночи глубокой,Лампада поздняя горит,И тускло светит пламень томныйВ диванной, тихой и укромной,Блестя на тканях золотыхЕе подушек парчевых.На них из янтарей душистыхВот чётки девы молодой,Которые, в молитвах чистых,Она лилейного рукойТак набожно перебирает, —[115]И в изумрудах вот сияетС словами Курзи талисман;Ах, что ж она его забыла!В нем тайная хранится сила,И ей он матерью был дан;[116]И с комболойё вот Коран,[117]Раскрашен яркими цветами;А подле — с пестрыми каймамиТетради песен и стиховСчастливой Персии певцов,И лютня, бывшая подругаЕе веселого досуга;И вкруг лампады золотойЦветут цветы, благоухая,В фарфоре расписном КитаяИ дышат свежею весной!И пышные ковры Ирана,И ароматы Шелистана,И всё здесь дивною красойИ взор, и чувство услаждает.Но что-то тайною тоскойНевольно сердце замирает.Сама где пери? — где ж она? —И воет ветр, и ночь темна.

6

Под соболем пушистым, черным,Сокрыв от вьюги нежну грудь,Она, не смея и дохнуть,С проводником своим безмолвным,Проходит трепетной стопойКустарник дикий и густой.Когда ж в поляне вихрь промчитсяИ вдруг завоет, засвистит, —То дева бедная дрожит, —Назад хотела б возвратиться,Но от Селима как отстать,Как на любезного роптать?

7

И вот стезей уединеннойПришли к пещере отдаленной,Где часто с лютнею в рукахПо вечерам она певалаИ набожно Коран читала,Носясь в младенческих мечтахДевичьей думой в небесах.Что будет с женскими душами, —Пророк ни слова не сказал,Но ясными везде чертамиСелиму вечность обещал.«Ах! и в тени садов чудесных,И в светлых радостях небесныхСелим встоскуется по мне,Ему так милой на земле.О нет! возможно ль, чтоб инаяТак нежно с ним умела жить,И будто может дева раяСтрастней меня его любить?»

8

Но вид пещера изменилаС тех пор, когда в последний разЗюлейка там досужный часВ сердечных думах проводила.Быть может то, что мрак ночнойДавал пещере вид иной,Где пламень синеватый, бледныйЕдва пылал в лампаде медной.Но что в лучах его блестит?Что чудное в углу лежит?То были сабли и кинжалы;Но с таковыми в бой летитНе грозный обожатель Аллы,А носит рать чужой земли.И вот один кинжал в крови!..

Не льется кровь без злодеянья...И тут же чаша ликованья,И не шербет был в чаше той.Она глядит, не понимает, —На друга робко взор бросает:«Селим! Ах! ты ли предо мной?»

9

И он пред ней в одежде новой:Исчезла гордая чалма,И шалью обвита пунцовойЕго младая голова;Нет камней радужного цвета;Кинжал не блещет жемчугом,Но два чеканных пистолетаЗа пестрым, шитым кушаком,И сабля легкая звенела,И тонкий стан его одела,Небрежно сброшена с плеча,Из белой ткани епанча,Какую носят кандиоты,Пускаясь в буйные налеты;Не панцирь грудь его хранит, —Она под сеткой золотою;И обувь странная гремитСеребряною чешуею;Но чин высокий он являлОсанкой гордою своею,Хотя казалось, что стоялГалионджи простой пред нею.[118]

10

«Ты видишь правду тайных слов:Что я — кто я — никто не знает;Мой рок мрачнее страшных сновИ многим горе предвещает.Но как молчать, стерпеть ли мне,Чтоб мужем был Осман тебе?Доколе мне тоской мятежнойТы не явила страсти нежной, —Я должен был, я сам хотелТаить мой бедственный удел;Не пламенной моей любовьюТеперь я стану убеждать:Любовь я должен доказатьГодами, верностью и кровью;Но ты не будь ничьей женой,И я не брат, Зюлейка, твой».

11

«Не брат? и мне тебя чуждаться?Творец! роптать я не должна.Но, ах! ужель я рожденаБезродной по земле скитаться,Без милого на свете жить?Меня не будешь ты любить!И я увяну сиротою.Но знай: и в горести моейОстанусь другом я — сестрою —Зюлейкой прежнею твоей!Быть может, жаль тебе решитьсяМладую жизнь мою пресечь,А должен мстить; возьми же меч —Вот грудь моя! чего страшиться?Сноснее тлеть в земле сырой,Чем жить и быть тебе чужой.Судьбы жестокого удараТеперь причину вижу я —Яфар... Он вечно гнал тебяА я, увы! я дочь Яфара!Спаси меня!.. хоть не сестрой,Пусть буду я твоей рабой».

12

«Зюлейка! ты моей рабою?..Пророком я клянусь! СелимВсегда, везде, навек твоим!Счастлива нежною мечтой,Ты слез не лей передо мною. —Взгляни на меч заветный мой,Корана с надписью святой![119]Пускай сей меч в день шумной браниПозором ослабелой дланиНе защитит в бою меня,Когда обет нарушу я!Прелестный друг — души отрада —Соединимся мы тесней!Теперь исчезла нам преграда,Хоть лично мне Яфар злодей. —Ему был братом — мой родитель;Он тайно брата умертвил;Но однокровного губительМеня, младенца, пощадил;И сироту — он, Каин новый,[120]Хотел себе поработить,Как львенка, думал заключитьОбманом в тяжкие оковыИ тщился строго наблюдать,Чтоб я цепей не смел порвать;Его обид я не забуду;Кипит во мне отцова кровь;Но в том порукою любовь,Что для тебя — я мстить не буду.Однако ж ведай, как ЯфарСвершил злодейский свой удар!

13

Как ярость братьев раздраженныхВспылала гибельной грозой,Любовь иль честь тому виной, —Не знаю я, в душах надменныхОбид малейших даже видВражду смертельную родит.Отец мой, Абдала, всех болеВрагам был страшен в ратном поле.Еще поднесь его делаБоснийцы в песнях величают,И ратники Пасвана знают,[121]Каков был смелый Абдала.Я расскажу Зюлейке нынеО горестной его кончине,Как он коварства жертвой палИ, о моей узнав судьбине,Как я навек свободным стал.

14

Когда Пасван в стенах ВиддинаУже не жизнь одну спасал,А сам султану угрожал,Тогда паши вкруг властелинаСтеклись, раздор забыли свой —И двинулись с мятежным в бой.Два брата сабли обнажают,При каждом верные полки,Раскинут стан, и бунчукиВ полях Софийских развевают.Но Абдалы надежный мечНапрасно ждал кровавых сеч.Он мнил, что с братом примирился, —И в небеса переселился,Родным злодеем отравлен.Однажды, бывши утомленЗвериной ловлею и жаром,Вкушал в купальне он покой,И раб, подкупленный Яфаром,Ему напиток роковой[122]Поднес; он взял без подозренья, —И смерть!.. не верь моим словам,Гарун решит твои сомненья,Спроси его, Гарун был там.

15

Удар свершен. Пасван надменный,Разбитый, но не побежденный,Войну пресек, — родитель твойБерет неправедною мздойУдел и сан высокий брата;Так подлой наглостью своейВ диване всё, ценою злата,Искатель низкий и злодейДостанет: наши земли, правы,Его измены плод кровавый,Он получил. — Нет нужды в том,Что в дар богатство расточает, —Утрату новым грабежомЯфар обильно заменяет.Ты спросишь: как? — Взгляни самаНа сел, полей опустошеньяИ под жестокостью ярмаРабов несчастных изнуренья.Спроси, как вымученный потЕму сокровища дает.Почто ж младенец безнадежныйСпасен от смерти неизбежной?Зачем суровый твой отецЕго приемлет в свой дворец?Не знаю; стыд, иль сожаленье,Иль детской слабости презренье,Иль, без сынов, он, может быть,Хотел меня усыновить,Иль замысл непонятный, тайныйТому причиною случайной.Но нам ли вместе можно жить?В обоих гнев нетерпеливыйВсечасно разгорался вновь;Его страшил мой дух кичливый;Я зрел на нем отцову кровь.

16

Враги Яфаровы таятся;Не всяк тот верность сохранит,Кого он кормит и поит.Когда б они могли дознаться,Что было с Абдалой, кто я, —Тогда б ему не жить и дня.Они лишь ждут, чтоб сердцем смелыйИх вел на дерзостное дело;Глядят, чтоб буйною рукойИм знак был подан роковой.Но тма судьбу мою скрывает;Один Гарун всю тайну знает.

При Абдале воспитан онИ стражем был отцовых жен,Он видел страшную кончину;Но что невольник мог начать?Владыки смерть ему ль отмщать?Он жизнь спасти решился сыну.Гарун меня, младенца, взял,И в день, когда в чаду киченьяГубитель гордый пировал, —Осиротелый, без призреньяЯ у ворот его стоял.Гарун молил — и не напрасно —Об участи моей несчастной.Яфар велел таить, кто я,От всех, — но боле от меня;И в Азию с брегов Дуная,Далёко от Румельских стран,Свое злодейство скрыть желая,Уехал сумрачный тиран;Но мне Гарун открыл обман.Узнал наперсник боязливыйВесь ужас тайны злочестивой;Он изменить стремился ей;Так Алла злобных наказует;Он им сообщников дарует,Но не дарует им друзей.

17

Мой рок невольно устрашает;Но правды я не утаю,Хотя рассказ мой и смущаетНевинность робкую твою;Заметил я, как ты дрожала,Когда Селима узнавалаВ одежде странной; но уж яЕе носил — она моя:Твой юный друг, с которым вечноТы клятвой связана сердечной,Начальник шайки удалой;Нам жизнь, закон — один разбой.И если б ты узнала болеОб нашей в море буйной доле,Тогда б еще удвоил страхЛилеи на твоих щеках. —Вот эта сбруя боеваяМоей толпой принесена;Вблизи скрывается она;Когда же чаша круговаяВ пиру морском осушена,То удальцы мои суровыНа всё летят, на всё готовы;Пророк наш должен им проститьВеселый грех — вино любить.

18

Что было делать? жить в презреньи?Дышать свободой в заточеньи?Яфар боялся уж меня,И ни кинжала, ни коняМне дать не смел, а пред диваномОн правду затмевал обманом,Что будто в поле страшно мнеЛететь с кинжалом на коне;Пророк то знает — в бой кровавыйСпешит один злодей лукавый,А я в гареме между женИ без надежды, и без славыТомлюсь, Гаруну поручен;Тогда ты ласкою бесценнойМеня утешить не могла;Устрашена грозой военной,В далеком замке ты жила.Я тяжкой праздностью томился,Но волю мне на время датьГарун из жалости решился,Лишь я был должен обещатьЯвиться прежде к нам в обитель,Чем с поля брани твой родитель.О нет! сказать не в силах я,Как сердце билось у меня,Когда свободными очамиУзрел я вдруг и темный лес,И синю даль, и блеск небес,И море с яркими волнами.В пучины моря — в небеса,Казалось, дух мой проникает;Казалось мне, он постигаетВсе тайны их, все чудеса.С тем чувством новым — я свободен! —Восторг мой был с безумьем сходен.Тогда я розно был с тобой;И не грустил — я той поройВладел и небом и землей.

19

Простясь с печальными брегами,Я с маврским опытным пловцомСтремил мой бег меж островами,Блестящими над влажным дномЖемчужно-пурпурным венцомСвятого старца Океана.Я видел их. — Но жребий мойГде свел нас с буйною толпой,Как власть дана мне атаманаИ как навеки решено,Что жизнь и смерть нам заодно,Я рассказать тебе успеюТогда, как будет свершено,Что тайно в думе я имею.

20

То правда, в шайке удалойКипит дух буйный, нрав крутой;Все разных званий, разной веры;Им чужды общие примеры;Но простота, без лести речь,Покорность власти, верный меч,Душа, которая стремитсяБесстрашно с гибелью сразиться,Их братство, дикая их честьИ вечная за падших месть, —Всё мне порукою надежной,Что должен я искать меж нихОплота в участи мятежной,Удачи в замыслах моих. —Уже я главным в шайке смелой,Но франк один преклонных летПри мне, и юности незрелойДает свой опытный совет.Меж ними много душ высокихИ много замыслов глубоких;Здесь, вольностью оживлены,Забывши бедствия былые,Друзья Ламброса удалые,[123]Отчизны верные сыны,В пещерах часто ночью темнойПри ярком зареве огнейСвоих Раяс мечтой огромнойУже спасают от цепей;Им думать весело о воле,О равных правах, мирной доле;Их нет нигде, им быть нельзя,Но их мечтой пленен и я.Я рад нестись шумящими зыбями,Скитаться рад в кибитке кочевой,[124]Мне душно жить за пышными стенами;Люблю шатер, люблю челнок простой.О милый друг! всегда, везде со мною,И на коне мне спутница в степях,И по волнам на легких парусах;Ты правь конем, ты правь моей ладьею,Ты будь моей надежною звездою!..Ты освятишь мой жребий роковой,Мне принесешь небес благословенья.Лети, лети в ковчег мятежный мойКак благодать, как голубь примиренья;Иль в страшный час, во мраке бурных дней,Будь радугой прекрасною моей;Зажгись зарей вечерней над холмами,Пророческим огнем меж облаками.Свята — как свят муйцинов Мекки гласПоклонникам молитвы в тихий час,Пленительна — как песни звук любимойВ мечтах младых тоской неизъяснимой;Мила — как мил напев земли роднойИзгнаннику в стране, ему чужой;Так будет мне отрадою бесценнойРечь нежная подруги несравненной.Приют, как рай в час юности своей,На островах, цветущих красотою,С моей рукой, с любовию моейТебе готов; там дышит всё тобою,Там сотнями мечи уже блестят,Они спасут, и грянут, и сразят.С тобою я, — а шайка удалаяВдоль по морю помчится разъезжатьИ для тебя, подруга молодая,Чужих земель наряды отбивать.В гареме жизнь скучна, как плен тяжелый, —У нас светла беспечностью веселой.Я знаю, рок грознее с каждым днемНесется вслед за дерзким кораблем;Но пусть беда отважных настигает,Судьба теснит и дружба изменяет;Всё усладит любовь твоя одна.Прелестный друг! с той думою сердечной,Что ты моя, что ты верна мне вечно,Печаль летит — и гибель не страшна.Равна любовь, равно к бедам презренье,С тобой во всем найдется наслажденье;Заботы, грусть и радость пополам;Всё ты — всё я — и нет разлуки нам.Свободные, с товарищами смелоОпять в морях начнем мы наше дело.Так свет идет; дух жизни боевойДается всем природою самой.

Где льется кровь — где стран опустошенье,Ужасна брань, и ложно примиренье;И я горю воинственным огнем,Но я хочу владеть одним мечом.На распре власть престол свой утвердила,И властвует им хитрость или сила;Пускай же меч блестит в моих руках,А хитрость пусть гнездится в городах;Там негою те души развратились,Которые б и бед не устрашились;Там без подпор, без друга красотеЦвести нельзя в невинной чистоте.Но за тебя страшиться мне напрасно;Как ангел, ты светла душою ясной.Как знать судьбу! Но нам в родной странеСпасенья нет, а горести одне.Мою любовь разлука ужасает:Яфаром ты Осману отдана;Беги со мной! и страх мой исчезает;Попутен ветр, ночь тихая темна.Чета любви ненастья не робеет,В опасной тме над нею радость веет.Бежим, бежим, о милая! С тобойОтрадно всё — и дышат красотойМоря и степь; в тебе весь мир земной!Пусть ветр шумит страшнее и страшнее,Прижмешься ты к груди моей теснее! —Не ужаснет час гибельный меня!Лишь о тебе молиться буду я.Что буйный ветр? что бездны океана?Страшись, любовь, коварства и обмана!Нас гибель ждет в гареме, не в морях,Там миг один, а здесь вся жизнь в бедах.Но — прочь от нас тяжелых дум волненья!Решись скорей! настал уже для нас?»Иль час беды, или свободы час.Мы жертва здесь и гордости, и мщенья.Яфар мне враг! и хочет дерзкий бейНас разлучить, — тебе Осман злодей!

21

Гарун от казни и упрекаИзбавлен мной; в сераль до срокаЯ прибыл, — здесь не каждый знал,Как я по островам скитался;Кто тайну ведал — умолчал, —И я начальником осталсяНа всё готовых смельчаков;Решитель дерзостных трудов,Я их в разъезды рассылаю,Меж них добычи разделяю;И жалко мне, что редко самПускаюсь с ними по волнам.Но уж пора! во тме глубокойВсё тихо! челн мой недалеко;Уж ветер вьется в парусах;Бежим! оставим гнев и страхНа здешних мрачных берегах!Осман пусть явится с зарею,А ты свободна — ты со мною!И если этот гордый бейЖить должен, — и отца родногоСпасти от часа роковогоТы хочешь, — о, беги скорей!Беги! Когда ж судьбы моейУзнав всю тайну без обмана,И клятву сердца, и мечтыЛюбви младой забыла ты, —Я остаюсь, я жду Османа!Тебе не быть его женой,Не быть, что б ни было со мной!!»

22

И неподвижная, немаяСтояла дева молодая.Так нам резец изобразил,Как мать в печали безотраднойВдруг обратилась в камень хладный.Лишенная и чувств, я сил,Очам она являла то же;Лишь, бедная, была моложе;Но, страха тайного полна,Едва опомнилась она, —Как видит: у ворот садовыхВдруг блещет факел роковой...Блеснул один, блеснул другой,И много, — и огней багровыхСвет яркий озаряет сад.«Беги!.. ты больше мне, чем брат!»И в красном зареве с мечамиЗлодеи видны меж кустами.Они бегут, они летят,По рощам, в просеках мелькают;Кинжалы, факелы сверкают.Страшнее всех Яфар бежит,Бежит к пещере отдаленной,И машет саблей обнаженной,И гневом бешенства кипит.Селим! ужель судьба решила,Чтоб здесь была твоя могила?

23

Отважный смотрит: «Бил мой час —Зюлейка! скоро всё свершится!Целуй меня в последний раз.Но близко наши, — к ним домчитсяПризывный звук, — узрят ониВ кустах багровые огни;Их мало... но — чего страшиться!»Вдруг из пещеры он стрелой,Чеканный пистолет хватает:Раздался выстрел вестовой, —И дева в горести немойБез слез от страха обмирает.«Не слышно... что ж!.. и приплывут,Но уж Селима не найдут.На выстрел мой бегут толпоюЗлодеи ближнею тропою, —Так обнажись, отцовский меч!Ты не видал подобных сеч.О друг! прости! чрез рощу тайноИди с надеждой во дворец.Тебе разгневанный отецПростит. Но, ах! чтобы случайноСвинец вблизи не просвистал,Чтоб в очи не блеснул кинжал.Иди... Не бойся за Яфара;Пусть яд был дан его рукой,Пусть скажет: робок я душой;Не дам ему — не дам удара;Но их — я рад, готов разить;Меня ль убийцам устрашить!»

24

И он как вихрь на склон прибрежныйСтремится, выхватив свой меч;Вот первый из толпы мятежной —Его глава скатилась с плеч.Вот и другой; меч снова блещет —И труп у ног его трепещет.Но уж он сам со всех сторонТолпою буйной окружен.Селим сечет их, колет, рубит;Достиг до волн береговых —И видит в море удалых.Ужели рок его погубит!К нему бесстрашные в бояхЛетят на белых парусах;О! дуй сильнее, ветр попутный!Они спешат, — они гребут,И с лодки в море — и плывут,И сабли блещут в пене мутной;Их дикий взор как жар горит,С одежд, с кудрей вода бежит, —Вскочили... вскрикнули... сразились;Кипит в саду шумящий бой;Но где ж Зюлейки друг младой;Чьей кровью волны обагрились?

25

От вражьих стрел, от их мечейНеуязвленный, невредимый,Толпой неистовых теснимый,Уж он на взморье, меж друзей;Уж верная ладья манилаЕго к приветным островам;Уже рука его врагамУдар последний наносила,В тот самый миг... увы! зачемТы медлишь, юноша несчастный!Что оглянулся на гарем,Где не видать тебе прекрасной?Ни тяжкий плен, ни смертный страх,Она одна, одна в очах,Он в ней живет — и в час напастиНадежда льстит безумной страсти;В тот миг свинец летит, свистит:«Вот как Яфар врагов казнит!»Чей слышен голос? кто свершительУдара мести в тме ночной?Кто злобною вблизи рукой,Кто метил выстрел роковой?Чей карабин?.. он твой, губитель!Ты ядом брата отравил,Ты ж сироту его убил!..И хлещет кровь его струеюНад ясной влагою морскою,И бурных волн прибрежных шумУносит ропот тайных дум.

26

Уже рассвет; клубятся тучи,В туман одет небесный свод;Полночный бой у шумных водДавно замолк; но брег зыбучийЯвил с печальною зарейСледы тревоги боевой,Обломки сабли притуплённойИ меч, еще окровавленный.

Заметно было на песке,Как буйные его топтали,Как руки, роясь, замирали,И под кустом невдалекеКурился факел обгорелый.Вот опрокинутый челнокВолною брошен на песок,И епанча из ткани белойВ крови, пробитая свинцом,Висит на тростнике морском,И быстрый плеск волны упорнойОтмыть не может крови черной;Но где же тот, с чьего плечаВ крови упала епанча?О! если б сердце чье хотелоОплакать горестное тело, —Пускай его, пусть ищет там,Где море и кипит, и блещет,И под скалой Сигейской плещет,Стремясь к Лемносским берегам;Над ним морские птицы вьются,Уж хладный труп клевать несутсяИ он бесчувственный плыветПо произволу бурных водИ, колыхался с волною,Качает юной головою,Всплывает, тонет и поройКак бы грозит еще рукой.И пусть клюют морские птицыЕго, лишенного гробницы;Иль дикий крик и клёв страшнейТлетворных гробовых червей?Был друг один, был ангел милый,Прекрасный спутник прежних дней;Она одна душой унылойГрустила б над его могилойИ столб с надгробною чалмой[125]Кропила верною слезой;Но светлый взор ее затмился, —И пламень жизни в ней погасТогда, как рок его свершился,Как бил ему последний час.

27

Над Геллеспонтом вопль и стоны!Уныли мужи — плачут жены;Звезда любви, Яфара дочь,Последняя семьи надменной!Спешил — скакал и день и ночь,Но опоздал твой обрученный;Не зреть ему красы твоей,Не для его она очей.И Вулвулла к нему порою[126]Несется с вестью гробовою.Плач громкий на твоем крыльцеПодруг, бледнеющих в лице;Рабов безмолвных вид печальный,Корана песни погребальнойПротяжный хор, стенанья, войЕму расскажут жребий твой.Селима падшим ты не зрела;Когда в ночи на страшный бойТвой друг пошел, ты обомлела;Он был надеждой светлых дней,Любовью, радостью твоей.Ты видишь — смерть неизбежима,Уж не спасти тебе Селима!И сердце кровью облилось,Впоследнее затрепетало,Вдруг дикий вопль... разорвалось,И разом биться перестало,И тихо всё — всё тихо стало.Мир сердцу твоему! и мирНад девственной твоей могилой!»Ты счастлива — любви кумирТебя пленял мечтою милой;Один удар тебя сразил;Он вдруг мечты твои убил,Но веры к ним не погубил.Ты жизнь так радостно встречала;Ты не боялась, ты не зналаРазлуки, ссоры роковой,Стесненной гордости позора,И злобы с тайной клеветой,И мрачной совести укора,Ни язвы той... О! черных дней,Ночей ужасных плод унылыйБезумства дикого страшней.Она как червь — жилец могилы —Не утихает, не уснет;И этот червь в душе гнездится,Не терпит света, тмы страшится;Он сердце точит, сердце рветИ всё мертвит, а сам не мрет.Беда тебе! свершитель злодеянья!Напрасно ты главу опепелилИ слезы льешь в одежде покаянья!Кто Абдалу, Селима кто убил?Ты назвал дочь невестою Османа...Та, чья краса пленила б и султана,Отрада, честь твоих преклонных лет...О! рви власы, злодей! ее уж нет,И нет тебя, уж нет, звезда младая!Родимых волн и прелесть, и любовь,Твой блеск погас, его затмила кровь.Злодей! страшись, та кровь была родная;Терзайся век, ищи ее везде:«Где дочь моя?» и отзыв скажет: где?[127]

28

В долине, меж кустов блистая,Могильных камней виден ряд;И кипарисы там шумят,Не вянет зелень их густая;Но ветви, темные листыПечальны, как любовь младаяБез упованья и мечты.В долине той есть холм унылый,Одет муравчатым ковром,И роза белая на немОдна над тихою могилойЦветет, — но так нежна, бледна,Как бы тоской посажена.Она сама грустит, томится,И чуть повеет ветерок, —Уже и страшно за цветок.Но что ж! и буйный вихрь промчится,И грянет гром, и дождь польет,А роза всё цветет, цветет;И если кто грозы вреднееЕе сорвет, — свежей, милееОна с румяною зарейОпять над мягкой муравой.Иль гений тайный, но чудесныйКропит ее росой небесной,И пестун розы молодой?Меж дев Эллады слух несется,Что роза не цветок земной,Когда ни дождь, ни ветр, ни зной,Ничто до розы не коснется;Не нужен ей весенний луч,Не страшен мрак осенних туч, —Над нею птичка, гость эфирный,Незримая в долине мирной,Поет одна в тиши ночей,И райской арфы сладкогласнойДивней напев ее прекрасный;То не иранский соловей;Такой живой, сердечной мукиЕго не выражают звуки, —Зайдет ли кто, — уж он всю ночьОт птички не отходит прочь,И слушает в раздумье пеньеИ плачет, — и в душе волненье,Как бы в груди проснулась вновьТоской убитая любовь,Но так отрадно слезы льются,Часы так сладостно несутсяИ так не тягостна печаль,Что сердцу горестному жаль,Как вдруг пленительное дивоРасцвет огнистый прекратитИ невидимка замолчит.Иным в тоске мечталось живо;Но кто жестокий упрекнет,Что в песни жалкой и любимой,Почти всегда певец незримыйЗюлейки имя намекнет?[128]Над ней тот кипарис надгробный,Где влажный звук, словам подобный,Звенит и тает в тме ночной;Тот мягкий дерн над девой чистой,Где вдруг расцвел цветок душистыйНеувядаемой красой.Здесь был вечернею зареюМогильный мрамор положен;Наутро камня нет, — и онУжели смертною рукоюНа дальний берег унесен?И нам гласит рассказ восточный:Когда, сраженный злобой мочной,Селим был шумною волнойЛишен святыни гробовой,Тогда вблизи крутого скатаНа взморье камень был найден,И этот камень нареченПодушкой мертвого пирата.На нем пловцы в полночной тмеВидают голову в чалме;А роза всё не увядает,Томится, снова расцветает;Прекрасна и бледна под чистою росой,Как щеки красоты при вести роковой.<1826>