Полное собрание стихотворений

Минует век, и мрачная фигураВстает над Русью: форменный мундир,Бескровные щетинистые губы,Мясистый нос, солдатский узкий лоб,И взгляд неизреченного бесстыдстваПустых очей из-под припухших век.У ног ее до самых бурых далейНагих равнин – казарменный фасадИ каланча: ни зверя, ни растенья...Земля судилась и осуждена.Все грешники записаны в солдаты.Всяк холм понизился и стал как плац.А надо всем солдатскою шинельюПровис до крыш разбухший небосвод.Таким он был написан кистью Доу —Земли российской первый коммунист —Граф Алексей Андреич Аракчеев.Он вырос в смраде гатчинских казарм,Его познал, вознес и всхолил Павел.

«Дружку любезному» вставлял клистирДержавный мистик тою же рукою,Что иступила посох КузьмичаИ сокрушила силу Бонапарта.Его посев взлелял Николай,Десятки лет удавьими глазамиМедузивший засеченную Русь.Раздерганный и полоумный ПавелСобою открывает целый рядНаряженных в мундиры автоматов,Штампованных по прусским образцам(Знак: «Made in Germany», клеймо: Романов).Царь козыряет, делает развод,Глаза пред фронтом пялит растопыркойИ пишет на полях: «Быть по сему».А между тем от голода, от мора,От поражений, как и от побед,Россию прет и вширь, и ввысь – безмерно.Ее сознание уходит в рост,

На мускулы, на поддержанье массы,На крепкий тяж подпружных обручей.Пять виселиц на Кронверкской куртинеРифмуют на Семеновском плацу;Волы в Тифлис волочат «Грибоеда»,Отправленного на смерть в Тегеран;Гроб Пушкина ссылают под конвоемНа розвальнях в опальный монастырь;Над трупом Лермонтова царь: «Собаке —Собачья смерть» – придворным говорит;Промозглым утром бледный ДостоевскийГорит свечой, всходя на эшафот...И всё тесней, всё гуще этот список...Закон самодержавия таков:Чем царь добрей, тем больше льется крови.А всех добрей был Николай Второй,Зиявший непристойной пустотоюВ сосредоточьи гения Петра.Санкт-Петербург был скроен исполином,

Размах столицы был не по плечуТому, кто стер блистательное имя.Как медиум, опорожнив сосудСвоей души, притягивает нежить —И пляшет стол, и щелкает стена, —Так хлынула вся бестолочь РоссииВ пустой сквозняк последнего царя:Желвак От-Цу, Ходынка и Цусима,Филипп, Папюс, Гапонов ход, Азеф...Тень Александра Третьего из гробаЗаезжий вызывает некромант,Царице примеряют от бесплодьяВ Сарове чудотворные штаны.Она, как немка, честно верит в мощи,В юродивых и в преданный народ.И вот со дна самой крестьянской гущи —Из тех же недр, откуда Пугачев, —Рыжебородый, с оморошным взглядом —Идет Распутин в государев дом,

Чтоб честь двора, и церкви, и царицыВ грязь затоптать мужицким сапогомИ до низов ославить власть цареву.И всё быстрей, всё круче чертогон...В Юсуповском дворце на Мойке – Старец,С отравленным пирожным в животе,Простреленный, грозит убийце пальцем:«Феликс, Феликс! царице всё скажу...»Раздутая войною до отказа,Россия расседается, и годСолдатчина гуляет на просторе...И где-то на Урале средь лесовЛатышские солдаты и мадьярыРасстреливают царскую семьюВ сумятице поспешных отступлений:Царевич на руках царя, однаЦаревна мечется, подушкой прикрываясь,Царица выпрямилась у стены...Потом их жгут и зарывают пепел.Всё кончено. Петровский замкнут круг.