Полное собрание стихотворений

Вспахал мне сердце Дебюсси…

А “Клеопатра”, Жюль Масснэ?

“Манон”, “Таис”, “Иродиада”?

По этим партитурам рада

Душа проделать petite tournee

(Тут мне припомнился Кюи,

Масснэ “расслабленным Чайковским”

Назвавший. С мнением “таковским”

Понятья борются мои).

На всем незримое клеймо:

“Здесь жизнь – как пламя, а не жижа”.

– Я лишь пересказал письмо,

Полученное из Парижа.

BTOPOE ПИСЬМО

На ваш вопрос: “Какие здесь

Заметны новые теченья?”,

Отвечу: как и прежде, смесь

Ума с налетом поглупенья.

Apollinaire, Salmon, Sendras -

Вот три светила футуризма!

Второе имя – слов игра! -

Нас вводит в стадию “рыбизма”,

Иначе – просто немоты:

Для уха нашего беззвучно

Их “нео-творчество”; докучно

Оно, как символ тошноты.

А “дадаизм”, последний крик

Литературной ложной моды.

Дегенератные уроды

Изображают крайний сдвиг

В театрике “Ambassa deurs”

Актер, игравший дадаиста,

Кричал: “Да-да!” – по-русски чисто -

Дадаистический пример!..

От пышного “Folies-bergeres”

До “Noctambules”, мирка студентов,

Их пародируют. Одни

Они – объект экспериментов

Неисчерпаемый. Они -

Великовозрастные дурни.

В салоне, в парковой тени

И в подозрительной “амурне”

Они завязли на зубах…

Ошеломляющая “слава”

Дегенератов (тлен и прах!)

Плывет, как восковая пава…

Исканье – вечный идеал

Художника. Но эти “томы” -

Весьма плачевные симптомы.

Теперь, когда весь мир устал

От шестилетней гнусной бойни,

От глупых деяний и слов,

Пора искусству стать достойней

И побросать “хвосты ослов!”

Уже в прославленном кафе

Среди Латинского квартала

Моя знакомая встречала

Тонущего в своей строфе,

(А может статься – и в софе,

Как в алькермессе!..) солнцепевца,

Решившего покушать хлебца

Французского. Итак, Бальмонт

Вошел под кровлю ““La Rotonde”,

Где не бывал шесть лет. За эти

Лета немало перемен,

Но он все так же вдохновен

И непосредственен, как дети.

Литературно обрусел

Париж достаточно. На кейфе

Живет в Contrexevi11'e Тэффи,

И Бунин прочно здесь осел.

Сменил на вкус бордоских вин

“Денатуратный дух Расеи”,

Вотще свой огород посеяв,

Туземец Гатчины – Куприн,

Маяк “Последних новостей”!..

И, как ее ни ороси я,

Суха грядущая Россия

Для офранцуженных гостей…

В Париже – полу-Петербург,

Полу-Москва. И наша “грыжа”,

Болезнь России, для Парижа,-

Заметил друг словесных пург,

Который брови вдруг насупил,-

Как для купчих московских – жупел.

Весь мир похлебкою такой

Наш русский человек “осупил”,

Что льется изо ртов рекой

Она обратно… Для француза

Эстета до мозга костей,

Приезд непрошеных гостей,

Избегших “грыжи”,– вроде груза

На модном галстуке. Но он,

Француз, любезен и лощен:

Ведь узы прежнего союза

Обязывают до сих пор…

А потому – умолкни спор!

1920

VI. ТРАГЕДИЯ НА ЛЕГКОМ ФОНЕ

РОМАН В КАНЦОНАХ

Над нами гнет незыблемой судьбы…

Мирра Лохвицкая

1

Ирэн жила в пейзажах Крыма,

На уличке Бахчисарая -

Вы помните Бахчисарай? -

Где целый день мелькают мимо

Красоты сказочного края,

Где каждый красочен сарай.

О, что за благодатный край

С цветами – блюдцами магнолий,

Со звездочными кизилями

И с гиацинтными полями,

Средь абрикосовых фриволей,-

Изрозопудренных Маркиз,-

Душистых, как сама Балькис!

2

А эти белые мечети

И стрельчатые минареты,

Воспетый Пушкиным фонтан?

Забыть ли мне виденья эти?

Теперь в лета – анахореты

Я ими плавно обуян.

И ты, Гирей, ты, неуч-хан,

Мне представляешься отныне

Культурным, тонким человеком,

Так я разочарован веком,

Разбившим вечные святыни,

Проклявшим грезу и сирень,

Картуз надевшим набекрень…

3

Живя в Крыму и Крыму рада,

Ирэн забыла все былое,-

Своих знакомых и родных.

В стране прекрасной винограда

Позабывается все злое…

Она в мечтах своих цветных

Ждала восторгов лишь земных,

Но поэтических. Эксцессно

Настроенная, миловидна,

Со средствами. Такой обидно

Не жить “вовсю”. “В морали тесно” -

Излюбленный в наш век рефрен -

Был лозунгом моей Ирэн.

4

Вакх Александрович был статный

И далеко еще не старый

Блистательный кавалергард.

И каждый август аккуратно

Его влекли к себе татары,

И в августе был некий март:

Тревога, зовы и азарт.

Свою жену отправив в Ниццу

(Она не выносила Крыма),

Он ехал в Ялту в блеске грима.

Предпочитая “заграницу”

Красотам Таврии, жена

Была ему полуверна.

5

Произошло знакомство просто:

Ирэн на палевой кобыле

Неслась стремительно в Мисхор,

Как вдруг у маленького моста,

Где поворот, – автомобили,

И прямо на нее мотор.

Лошадка на дыбы. Звяк шпор.

Гудок. Испуг. Успокоенья

Слова. И бархат баритона…

Глаза сафирового тона…

И бесконечны извиненья…

И томен ласковый грасир:

Война на миг, и тотчас – мир.

6

Он ей понравился. Она же

Ему казалась очень спецной.

Затем отправились они -

Барон в моторном экипаже,

Она – верхом, и пело сердце.

И в Ялте теплились огни.

Мисхор проехали. Одни

Их окружали кипарисы,

Не удивляясь быстрой связи,

На юге частой. Ночь, в экстазе,

Вдыхала трепетно ирисы.

Бродили тени от маслин,

И плакал стрекот мандолин.

7

Любовь по существу банальна.

Оригинальное в оттенках.

Сюрпризы любят ткать сюжет.

Всегда судьба любви печальна.

О парижанках иль о венках

Рассказывает вам поэт.

Давно любви бессмертной нет.

Лишь ряд коротеньких “любовей”-

Иллюзия невоплотимой

Любви к Исканной и Любимой.

Пусть мы пребудем в вечном зове

Недосягаемой жены,-