Червяк, раздавленный судьбой,Я в смертных муках извиваюсь,Но всё борюсь, полуживой,И перед жизнью не смиряюсь.Глумясь, она вокруг меняКипит в речах толпы шумящей,В цветах весны животворящей,И в пеньи птиц, и в блеске дня.Она идет, сильна, светла,И, как весной поток гремучий,Влечет в водоворот кипучий,В водоворот добра и зла…А я – я бешеной рукойЗа край одежд ее хватаюсьИ удержать ее стараюсьМоей насмешкой и хулой.«Остановись, – я ей воследКричу в бессильном озлобленьи, –В твоих законах смысла нет,И цели нет в твоем движеньи!О, как пуста ты и глупа!Раба страстей, раба порока,Ты возмутительно слепаИ неосмысленно жестока!..»Но, величава и горда,Она идет, как шла доныне,И гаснет крик мой без следа, –Крик вопиющего в пустыне!И задыхаюсь я с тоской,В крови, разбитый, оглушенный, –Червяк, раздавленный судьбой,Среди толпы многомилльонной!..
Ложились сумерки. Таинственно мерцая,Двурогий серп луны в окно мое глядел…Над мирным городом, дрожа и замирая,Соборный колокол размеренно гудел…Вдоль темной улицы цепочкой золотоюТянулись огоньки. Но лампу на столеЯ медлил зажигать, объятый тишиною,И сладко грезил в полумгле.Я грезил, как дитя, причудливо мешаяСо сказкой – истину, с отрадою – печаль,То пережитое волшебно оживляя,То уносясь мечтой в загадочную даль…Но, что б ни снилось мне, какие бы виденьяНи наполняли мрак, стоящий предо мной, –Везде мелькала ты – твой взгляд, твои движенья,Твои черты, твой голос молодой.И видел я, что смерть летает надо мною,Что я лежу в бреду, – а ты ко мне вошлаИ нежной, тонкою, холодною рукоюКоснулась моего горячего чела…