Все говорят: поэзия увяла,Увял венок ее небесного чела,И отблеск райских зорь – тот отблеск идеала,Которым песнь ее когда-то чаровала, – В ее очах сменили грусть и мгла.Не увлекают нас в волшебный мир мечты,В них горечь тайных слез и стон душевной муки:В них жизнь вседневная, жизнь пошлости и скуки, Без ореола красоты.– Нет, не бессильны мы, и нас неотразимоПорой зовет она, святая красота,И сердце бьется в нас, любовью к ней томимо,Но мы, печальные, проходим строго мимо, Не разомкнув уста!
Печальна и бледна вернулась ты домой.Не торопясь в постель и свеч не зажигая,Полураздетая, с распущенной косой,Присела ты к окну, облитому луной,И загляделась в сад, тепло его вдыхая…То был запущенный, убогий, чахлый сад;Как узник между стен безжизненной темницы,Он был затерт на дне средь каменных громад,В пыли и суете грохочущей столицы;Аллея жидких лип, едва дававших тень,Беседка из плюща да пыльная сирень –Вот бедный уголок, излюбленный тобоюДля отдыха от дум, печали и трудовИ для заветных грез о зелени лесовИ солнечных полях над тихою рекою!
Не говорите мне «он умер». Он живет!Пусть жертвенник разбит – огонь еще пылает,Пусть роза сорвана – она еще цветет,Пусть арфа сломана – аккорд еще рыдает!..
Мучительно тянутся дни бесполезные.Темно в пережитом, темно впереди.Тоска простирает объятья железныеИ жмет меня крепко к гранитной груди.О, если бы дело гигантски огромное,Гроза увлеченья, порывы страстей,В холодное сердце, больное и темное,Огонь исцеляющих, ярких лучей!О, если б раздался <глагол> увлекающий,Пришел бы могучий фанатик пророкИ стыд разбудил своей речью карающейИ верой своей бы на подвиг увлек!Напрасные грезы… Среда измельчавшаяДает только слабых и жалких людей.И грустна, безмолвна страна, задремавшаяПод гнетом позорных и тяжких цепей!Проснитесь, о братья, проснитесь, пора!Не верь и нейди к ним под знамя, алкающийСвободы и света, любви и добра!Их лозунг – убийство, их цель – преступленье,Их руки повинны в горячей крови.Их черствое, полное мести ученьеДалеко и чуждо добра и любви,Святой, всепрощающей, кроткой.