Как Тайнами Христовыми сожжен,Язык его лукавый был раздвоенИ в трепетное жало превращен...Я был, как этот грешник, недостоин;В кощунственные мысли погружен,Я ждал беды, угрюм и беспокоен,И, веря, что меня накажет Бoг,Раскаяться хотел я и не мог.
LXIX
С непобедимым трепетом боязниОб исповеди думал, и тоскаМне грызла сердце, холод неприязниВнушал один лишь вид духовника:Я представлял весь ужас этой казниИ чувствовал, как вместо языкаВо рту моем шипело и дрожалоЗмеиное раздвоенное жало.
LXX
Но вышло все так просто, без чудес,Что я почти жалел о том, и с шумомВесенних вод напев «Христос воскрес»Теперь в молчанье слушал я угрюмом:Веселый праздник для меня исчез, —Уже ни Пасха белая с изюмом,Ни с розаном, нежны и горячи,Не радовали сердце куличи.
LXXI
Я с нянею пошел на балаганы:Здесь ныла флейта, и пищал фагот,И с бубнами гудели барабаны.До тошноты мне гадок был народ:Фабричные с гармониками, пьяныйИх смех, яйцом пасхальным полный рот,Самодовольство праздничного вида, —Все для меня – уродство и обида.
LXXII
А в тучках – нежен золотой апрель.Царицын Луг уж пылен был и жарок;Скрипя колеса вертят карусель,И к облакам ликующих кухарокВозносит в небо пестрая качель:В лазури цвет платков их желтых ярок...И безобразье вечное людейРождает скорбь и злость в душе моей.
LXXIII
И благовест колоколов победный,Как приговор таинственный, гудел...Я в эти дни, к прискорбью мамы бедной,Как будто в злой болезни, похудел:По комнатам, как тень, слонялся, бледныйИ нелюдимый, плохо спал и ел,И спрашивала мать меня пороюВ отчаянье: «Мой мальчик, что с тобою?..»
LXXIV
Но я молчал, стыдился дум моих,Лишь изредка, не говоря ни слова,К ней подходил, беспомощен и тих,И маленьким, не думающим сноваЯ делался от ласк ее простых,Когда она, жалея, как больного,И мудрое безмолвие храня,С улыбкою баюкала меня.
LXXV
Спасителем моим Елагин милыйБыл, как всегда: экзамены прошли,И, как покойник, вставший из могилы,Я свежестью дышал сырой земли,От солнца щурился, больной и хилый,Но радовали в море корабли,Знакомый пруд, и ледник, и дорожкаМеж грядками душистого горошка.
LXXVI
Все трогало меня почти до слез —С полупрозрачной зеленью опушкаИ первый шелест молодых берез,И вещая унылая кукушка,И дряхлая подруга детских грез —Родная ива, милая старушка,И дачный вкус парного молока,И теплые живые облака.