Полное собрание стихотворений

XLI

Я слов уже не слышал – только звукиВсе тех же просьб: так падает водаИ точит твердый камень; лишь от скукиОн делал ей уступку иногда.Она ему в слезах целует руки,Терпеньем побеждает, как всегда,Смирением глубоким и притворством,И жертв незримых медленным упорством.

XLII

Мы грешны все: я не сужу отца.Но ужаса я полн и отвращеньяК семейной пытке, к битве без конца,Без отдыха, где нет врагу прощенья,Где только бледность кроткого лицаИль вздох невольный выдает мученья:

Внутри – убийство, а извне хранитЗаконный брак благопристойный вид.

XLIII

Когда же утром мы при лампе всталиИ за окном, сквозь мокрый снег и тень,С предчувствием заботы и печалиРождался вновь ненужный серый день,За кофием от няни мы узнали,Что мать больна, что у нее мигрень:И вещая тоска мне сердце сжала.Три дня она в постели пролежала.

ХLIV

И может быть, то первый приступ былБолезни тяжкой, длившейся годами,Неисцелимой; все же гневный пылОтца смягчен был долгими мольбами.Хотя он ссоры с Костей не забыл,

Но поневоле, уступая маме,Не одобряя баловства детей, —Не сорок дал ему, а сто рублей.

XLV

И жизнь пошла, чредой однообразной:Зазубрины и пятнышки чернилВсе те же на моей скамейке грязной,Родной язык коверкая, долбилЯ тот же вздор латыни безобразной,И года три под мышками теснилВсе в том же месте мне мундирчик узкий,На завтрак тот же сыр и хлеб французский.

XLVI

Лимониус, директор, глух и стар,Софокла нам читал и Одиссею,Нас усыплять имея редкий дар;

Но до сих пор пред ним благоговею,Лишь вспомню, с крепким запахом сигар,Я вицмундир перед скамьей моеюИ тонкий пух седых его волосИ в голубых очках багровый нос.

XLVII

Урок по спрятанной в рукав бумажке,Бывало, всякий бойко отвечал.При нем играли в карты мы и в шашки:Нам добродушный немец все прощал;Но вдруг за белый воротник рубашкиНеформенной, за галстук он кричалС нежданным пылом ярости безмернойИ тем внушал нам трепет суеверный.

XLVIII

Честнейший немец Кесслер – латинист,Заросший волосами, бородатый,

На вид угрюм, но сердцем добр и чист, —Как древние Катоны[43], Цинциннаты[44]И Сцеволы[45]; большой идеалист,Из года в год, отчаяньем объятый,Всем существом грамматику любя,Он нас терзал и не жалел себя.

XLIX

Ответов ждал со страхом и томленьем,Краснея сам, смущаясь и дрожа:Ему казалась личным оскорбленьемНеправильная форма падежа,Ему глагол с неверным удареньемИз наших уст был как удар ножа.Земному чуждый, пламенный фанатик,Писал он ряд ученейших грамматик.

L