Он любил костистых женщин и восточныхЛучше чтоб восточных. в странности костюмТолько где-то в схватке одиноко ногивыглянут забьются и потом замрутОн тогда любовной поглади́т ладоньютёплый их живот и тёмное лицоОн тогда откроет ткани эти снимету постели бросит… всё равно помрёшьПозже ночью в глу́би за подушкой белойЗаблестят покажутся первые глазаТихо заворочается подвинётся встанети начнёт одежды надевать опятьА когда натянет он ей скажет: «Стой-каТы куда собра́лась ты куда идёшьАх ты за водою а ну раздевайся!»и ногою в ткани где у ней животОна разбежится он ногой наступитна кусок у длинной чёрной полосыИз спасавшей тряпки он её раскрутити начнётся голой травля и битьёСхватит чёрный зонтик. В угол где прижаласьподойдёт с улыбкой под гру́ди ей кольнётСкажет «Что ж ты девка что же ты расселасьчто же ты лягушка спрятала живот!Ноги! Ноги! Ноги! — подавай наружуПокажи-ка зад мне! Встань и покрутись!Дай-ка укушу я козлины грудикак же ты воняешь что ж ты не орёшь…»А по телу синей лентой от ударовпрошлые подобные твои ночи с ней«Не встаёшь ну что же ласки тебе мало!»Зонтик ты бросаешь бьёшь её рукойИ по тёмной шее длинной поцелуйнойи попахнут по́том плечи в волоса́пальцами вцепляешься. хлынут ре́кой струйнойОторвав преграду старого гребняЧас пройдёт. Лежите… плачешь ты весь мокрыйПоложил ей голову между её ноги поцелуешь гладкую кожу всю пропахшуюдревнею иранскою женскою мочойНа подушке выгнувшись и глазами вспыхиваякак царева Дария древняя раба́С ужасом и тягостно… спящего и мокрогомолча неподвижно смотрит на тебя…