Полное собрание стихотворений и поэм. Том I

Там где чемоданы различного видаи чёрные и коричневыеи серенькие за восемь в крапинкуТам где хозяйственные сумкиПо семь рублей — синие. цвета кофе и чёрныеТам Пармезанова и Толоконцева шныряют глазамиТам юноша Калистратов выбирает ДОСААФа сумкусинюю с белой надписьюносить будет на плечестоит четыре восемьдесятТам военный Мордайловвзял чемодан за восемь десятьи тут же сунул внутрьсвой небольшой чемодан«Матрёшка у вас получилась» —сказала ему Вездесущева — внимательная старушка«Да вроде» — сказал военныйА на них напирали сзадиРедкозубов из ТулыИ Беляков из СтепаничейКошмаров из Ленинградастоял одиноко в шагеРейтузова отделиласьпышная такая блондинкапошла тайком вспоминаяо муже своём волосатомВдруг её охватило…Она остановиласьчтобы переждать наплыв страстиНа Рейтузову наткнулся Португаловспециальнотолстенький наткнулсяРейтузову он обхватилбудто грозил упастьи ущипнул за бокхоть и ватное было пальто— Ай что вы! — она вскричалаА он же прошёлответив— Стоят и ловят ворон!..Там где зонтики переливаютцвета один на другойТам долго стоит Попугаевмилый глупый смешнойВ жёлтом кашне на шееписал и он стихии он ходил вечерамив дом культуры связистовЛицо Попугаева тихозажмурен его один глазлет имеет он сороки средний покатый ростВолшебство его обуялокакое-то на этом местеНо вот волшебство проходити Попугаев задумалвыбрать себе одеколонУже он неуверенно роетсяГлазами в огромных витринахгде выставлено всем угодноемеж лампВ основном зелёные жидкостиВ флаконах по форме всякихГде мойсвойодеколониль естьтутоннет тутгде естьвсем естьмне нетАх ты!где ж онне вижу что-точто-то не замечаюАх вот!нет не онэтот два десять называется «Заря»но вот уж мойно нет. не мой онэтот чужой стоит пять рублейназывается «Москва» он плоскийАх вот мой маленький квадратныйназывается «Вздох»стоит тридцать копеекнапирают на Попугаева налетевшие

Чайкин рабочий со своею Фросею юной женойВсей разделённой на сосисочные кускиИ в огромной косо надетой шапкеПрыщавый Шариков одеколон подыскиваетКокетливая Нюськина в мехах всяНо тонкая и выделяющаясяс побелённым нахмуренным лицомвсё требует и требует у Борькиной— которая больная продавщицаВот это дайте! Это дайте! Это!Ну наконец уж Нюськина уходит надменнотак ничего и не купивА вслед ей Борькина шипит «У крокодилица!Надела жуткие и красные до локтя перчатки…»Милиционер Дубняк побритый и тугойстоит качая круглой шеейему осталось три часачтобы уйти отсюда в домА его дом полон борщоми дочь приёмная Косичкинасидит за письменным столомрешает шутки арифметикиЖена же его по девичьей фамилии Белёсовасидит глядит в окнои волосы намазала каким-то жиромВ отделе где перчатки там толпаПерчатки весенние по четыре рублякофейные и красные коричневыезелёные и чёрные в бумажкахВ этом сезоне моден жёлтый цветберут берут и продавцы снуютОдна Кудрявцева другая Битоваи меж собою безобразные врагиВедь Битовой же муж же нынешнийон бывший есть жених КудрявцевойКудрявцева и яду бы влилаНаташке Битовой в воду газированнуюКудрявцева худа и высока. чернаи длинный носА Битова такая это плотнаяи светлый волос коротко подрезанобтянутая юбкою с рубашкойи всё у ней рельефно выступаетКудрявцеву одежда же не обнимает«У ней же ваточная юбка»— сказала год назад емуТы брось эту Кудрявцеву совсемваточная юбка — заграничная покупкау нас в магазине продавалась всемТеперь они снуют вдвоёмПриносят и уносят перчаткиБумагой яркой шелестяти давно замокли все до пятИм помогать пришла уженачальница у них — Постелинаеё завитых локонов струятся круглые потокиИ бельма маленьких очковнеустрашимы и жестокиРукой привычною онаСо всем управилася быстрои пота даже не течётЕё «железное бедро»все меж собою называют«Кассирши Кати Дирижаблевойнедавно умер младший сын» —Во втором этаже говорила уборщица Тряпкинасиней работнице гладильного цеха Палкиной —и знаете отчего?думаете собственной смертью да?— Так нет же — нет. Его убили…— Он шёл в двенадцать ночи по переулкуОн девушку свою Ирину провожал— Ах мать же столько говорила«Ты поздно не ходи Николка!»А он пошёли вот убит— А девица?— Он проводивши домой верталсяну тут они его и уследившии нож ему под сердце только — штырк!— А кто они?— Они студентыНа той же улице живутДва брата Васькины. По двадцатьодин в электромеханическомДругой учился. но прогнали…гулял по улицам пока…— Но это ж надо… кровь. ножом жев чужие тёплые кишки

— За эту девочку младуюдолжно сын Катин был забит— Да. Девочка такая славная— Но им теперь дадут расстрел— Конечно. Совершеннолетние…Их не помилует судья…Подходит Холкина — мороженым она торгует и звенитвся мелочь в белых карманах халата— Вы о Николке уничтоженномда тоже мальчик был не ватаОн приходил сюда к мамашеи представляете —Я ушла на три минутыи оставила его —мол ты Николочка постой!Пришла и нету двух рублей —Не брал! — и всёсвои вложила— Да говорят что не ножом убилиа убили отвёрткоюи умер не упав у двериИ до своей квартиры не бежала уже в спальне у неёОна глядит… Ох бедна девочкаон у кровати весь в крови…Там где мужские готовые костюмытам бродит сотня человекОдин — Мещеровпятьдесят четыре —ему размер подыскивать пораХотя ему шестнадцать лет — он огромная гораКосматиков с своей женоюЗамотанные в тряпочки деньжаткиЕрусалимов с Ерусалимовоюроскошные откормленные в шубахПреклонова с санями на плечеи с сумкою хозяйственной в рукеКарминова с юношей Прыткинымповисшая на правой руке— У вас ли импортных ли нету?А продавец войны попробовал он лысыйи за ухом карандаши говорит он — Нету! Нету!Хотя ведь есть и вон висятНо он таких не одобряетОн Семиклиновон выказал всю храбростьхотя понятноничего ему другогоне оставалось на войне выказыватьИль дезертир иль храбрый воинодин из двух — середины нетОн почему-то вдруг придумалчто этот малый не пойдётв войну приказ командный выполняяСгубить раз триста молодую жизньВон девка на руке его виситкостюмы ищет пошикарнейАх Семиклинов — это выно только лучшая одеждаи более высокий ростАх Семиклинов! Он пойдёткак миленький! Куда деваться…За юной парою стоитне юная жилицаНе то чтобы такое званиеНет. Занимаемая должностьОна у него машинисткаи можно б сказать по любви бкогда б не брала за своёразгорячённое внешнее телорубли и рубли и подаркиСегодня вот Федор Иванычеё друг и начальник— гуляют и смотрят товарыи ей и ему заодноА завтра Пётр Степанычведёт её вначале в кинозатемгуляют и смотрят товарыи ей и ему заодноА в среду с шофёром Васькойсовсем уже просто таклежит она на диванеи милый — шепчет ему…Кому и какое делопусть любит и молодеци соединяет приятное

с полезнымещё древние так советовалиА вот очень милая юркаясебе пробивает дорогув чаще шипящей людейК мужу. к любимому мужуона продвигается. Он жестоит пред венгерским издельеми мнёт его за отворот— Купи дорогой! очень модно!приятный коричневый цвети так подходит к плащуя галстук тебе сыщуИ он согласен. Да купим— Вы выпишите нам — продаватель!Шурх — шурх — карандаш — готово!— Касса налево — там…— Маня! Дай два рубля мне!— Сейчас! А не надо ли три?!— Деньги держи покрепчеда в сумку гляди не кладитут живо утащат… толкучка— Костик! а может не надовсё-таки маркий цвет?!— Ты ничего не понимаешьмы доживём до получкиУже немного осталосьвсего девятнадцать днейПетя. Геннадий и Шура Алейниковтихо и скромно стоят в разных местах залаКостюмы их не интересуюткарманы их интересуютОни довольно-таки одетыВот Шура заметил. толкнул Геннадия— Геннаша — смотри-ка — седой бобёрЧто надо! Железный старик с супругойи дочка прелестная… — слева прикрой!И тут они коротко пересмеявшисьбудто случайно столкнулись с семьёюэтого самого седого почтенногоседого умного бобра— Ах извините — респектабельнозубом золотым переднимсверкнул Алейников шикарный —Здесь все ужасно поспешают!— Да ничего — старик ответили он конечно не заметилчто уж уплыл его бумажникУшли и Шура и Геннадийи вслед за ними мощный Петякоторый должен замыкать— Старик — он новых денег кучивозьмёт перо и настрочитВсем людям надобно поровнукак жаль что всё наоборот!так рассуждает Шура Алейниковизвестный среди своих близкихкак очень мудрый человек…Монголова — девочка лет шестнадцатистоит мороженое грызетеё пальто уже не новоно она нынче не готовачтоб худшую едать едулишь бы купить себе туфлюс большим бантом. с тупым носкоми лаковую как рояль…Работник прилавка МармеладовВысокий и спортивный пареньвихляется всем телом за прилавкомвсем покупателям себя показываяТут покупает маленький Коптилкинбольшую лампу для ночейи покупает здесь Сопливкинна кухню новый выключательИ покупает тут Хозяйкиндверные ручки попрочнееИ покупает тут ИнженеркинКарниз. торшер. и люстры триЗдесь дама чёрная ТбилисцеваСтоит и продаёт мимозыиз чемодана вынимаяи в воздухе рублём махая— Один лишь рубль — бери мимоза!Её сыны от неё невдалекетакже с мимозою в рукев больших надвинутых фуражкахТюли. Тюли. Гардины. ТюлиПродавец Евфросимова желта и длиннак ней приходит знакомый Прошкин

просит занавес в горошку…оскорбляется… уходит…так как Евфросимова не находитА вторая и третья продавщицы сестры Александровынедавно приехали от полей от травыещё венком у них их косына голове у них лежатещё они коряво говорятно в общем поняли и знаюти очень тщательно считаютКирпичкин. Золотцев и Брагиннапилися с работы идяи так как проходили мимозашли и стали покупатьУже купили десять ружейХотя на всех один ребёнокуже купили двадцать книжеки пять игрушек надувныхуже приобрели халатыдве ручки для лопатыВ кульке огромном апельсин гору́и часто их кидают на пол— А ну! кто подберёт! А ну!Им делали предупрежденьяони на это говорят— А мы справляем день рожденьяк тому же мы пролетарьят…Ах. Боже. где ещё мы не были?!(восклицат. вопросит. раздумье)Ах — Гастроном — в нём сон и явьпереплелися столь теснейшегде сельдь где море где свининаздесь всё чем славится едаБутылок много их зовёт покушатьА потом укромно поблеватьКонсервных банок тридцатькупила Грушкина однаИ сорок овощных суповкупила Килькина однаА Ёлкина купила клюквус сиропом в сахарном сокуНесут откуда-то и брюквув сумах перемётных на плечахПоэт идёт — он Простаковон перерос и недоросон съел бы пару судаковиль пару гусаковЕму знакомы эти людион с ними уж водил знакомствоОни все страшно интересныувидишь одного — замрёшь —Они себе любовников имеютлюбовницев прекраснолицыхтрагедии с собой и фарсыв карманах головы несутВот Простаков встречает Анну— Ах Анна! Анна! мы усталиВсе ноги уж болят мои!Все ноги уж болят твои!Идём же кушать и домойпод временный свой кровшаги пожалуйста удвой…И кушают онеуже в отделе где видно́как собрался Пестрядин выпитькак выпил Рюмкин уж ужеи стало смутно на душеИ тут они вдвоём сказалиИ Простаков и Анна вместе— Мы жили жили уезжалине знали что такое гули знали что такое шумВедро пластмассовое стоитвсего лишь два рубля и толькоТеперь мы кушаем бульон с яйцоми на второе — тефтели́…(А в улицах летали ордыкаких-то новых новых вещейВот дуб четырёхлетний. Три рубля пятнадцатьвот угол дома — сорок два с пятакомвот неба северный кусочек в метра дваон стоит сто пятьдесят четыре и ноль ноль)Ах Анна — кудри у поэталетали раньше не задаромПровал он видел человекаА нам предстали человекикоторых горд всеобщий шум.1968 год