Его очень тянуло туда вниз в мягкие темноты, где бродят, может быть, девушки, которым хочется нужно найти вот такого, как он. Чтобы он спас их от дальнейшего естественного развития их жизни, от мужа, который будет работать или на заводе инженером, или ещё где-либо, не имеет значения, но он, конечно, не будет поэтом, не будет иметь такой судьбы, не будет любить так. И вообще потянется её страшная такая страшная дальнейшая жизнь. Вот она работает в каком-то институте, как это сейчас принято в полуобразованных слоях общества. Допустим, в институте профессиональных заболеваний, как Вета Волина столь когда-то близкая девушка — девочка, с которой вышагал многие километры и зимнему, осеннему, весеннему и летнему маленькому скверику на окраине вблизи трамвайной линии, всё время о чём-то говоря, но о таком смутном, о таком смутном говоря, что, вероятней всего, это была слабая робкая любовь друг к другу, которую и мальчик, и девочка покрывали этими фразами. Основой, конечно, была прогулка, только прогулка, окружение деревьев и всех атрибутов, присущих каждой паре года. Теперь она полная высокая белокурая женщина. Когда-то её называли ангелом. У неё был ангельский профиль классический профиль, как на картинах итальянских мастеров, и голубые, конечно, глаза. Кто ж назвал-то. А! Он припоминает. Такая женщина лет сорока из дома культуры завода ХЭМ-З, она руководила клубом старшеклассников. Вот, — сказала она, — с вами девочка, у неё ангельский профиль, она как ангел и про старых итальянских мастеров это тоже она сказала.
Давно это всё было. Так давно. Сейчас она работает в институте профессиональных заболеваний. Как там, наверное, скучно, что там, наверное, сейчас жарко, и женщины говорят о своих домашних делах, о мужьях. В перерыв в столовой берут полсупа. Или если нет столовой — в буфете — кофе и бутерброд. А лет десять-пятнадцать назад в России кофе не употребляли совсем, варвары мы были совершенные, да и не до кофе было. Всё же это интересно, как у нас появились люди, употребляющие чёрный кофе. Это интеллигентные люди, это воспитанные люди. Мужа её он не помнит, не помнит и не надо, а впрочем, видел раза два… Кто он — неважно кто. Может, он любил её, может, он её ласкает так хорошо, так хорошо, и она этим довольна. Вот счас они уже лежат в своей постели в этом же городе, вот и я сейчас в этом городе, приехал в город своей жизни, своей милой юности.
Она кончилась, юность. И сладчайшие тени воспоминаний бродят по улицам города и наносят мне раны ножом. Тени эти — люди, которые были со мной знакомы. Сейчас у них те же имена, но нет их, нет. Они кончились. Это город прошлого. И всякий человек, встреченный мной, он только знак, только символ в моей системе воспоминаний, только символ и знак.
«тёмный пистолет воды…»
«О планы, планы…»
«то ж за кровь святая месть…»