Полное собрание творений. Том 2.

«Колокол» обвиняет Игнатия в том, что он признает якобинское учение подкапывающим Престол (Государя), Алтарь (т. е. Церковь) и проч. Это вполне справедливо: Игнатий имеет эти убеждения и останется при них и на Кавказе, и в Камчатке, и на Алеутских островах. Крестьянский вопрос в системе якобинцев только стоит на первом плане, служа ширмою, за которою скрываются другие вопросы. Якобинцы домогаются захватить в свои руки верховную власть, чего они домогались во Франции и достигли. На клич о свободе обольстились многие добрые люди, многие аристократы: узнали свою ошибку уже на эшафоте. На эшафот, сверх чаяния своего, должны были вступить и жирондисты. События, допущенные произвольно, влекут за собою насильно другие события, на которые не рассчитывали и которых не предвидели зачинщики первых событий. Таков закон последовательности фактов.

«Колокол» называет Воззвание епископа Игнатия памфлетом. Это наименование никак не может принадлежать Воззванию. Воззвание написано в самом серьезном тоне, испещрено, так сказать, цитатами из Священного Писания и святых Отцов. Отзыв «Колокола» к Епископу должен неотъемлемо носить имя памфлета, как представляющий собою сплошные ругательство и клевету. «Колокол» справедливее бы поступил, если б назвал учение, изложенное в Воззвании, учением решительно противоречащим учению и целям якобинцев. А в этом-то и заключается существенная причина колокольного гнева! Тут не сапер виноват! Не беседы на французском языке с дамами неприятны для господ строжайшей нравственности! Тут виноват обличитель якобинской системы, якобинских намерений. Якобинцы особенно не терпят обличения. Они любят действовать втихомолку, под личиною и личинами, убаюкивая и усыпляя свои жертвы. При таком образе действия они рассчитывают на верный успех, и тот — преступник, достойный всех казней, кто заметил бы и открыл их действия. Издатель «Колокола» говорит о себе в множественном числе, как бы невольно изобличая партию: «Мы никогда не имели большого доверия к архиереям из саперов!», называет их «скверными понтифексами». Всякий может ясно видеть, что тут ложь, а не истина, — не недоверие, а исступленная ненависть: в России не было архиерея из саперов, а были из военных людей самые достойные святители: Митрополит Киевский Петр Могила вступил в монашество, оставя военную службу. Святой апостол славянский, Мефодий {стр. 439} епископ, провел молодость в военной службе. Святой Димитрий Ростовский — сын сотника, дворянин. Они с ревностию противостояли современным, враждебным Церкви, учениям. Не указал, впрочем, «Колокол», к кому из современных епископов он имеет доверенность.

На столбцах громкого журнала обильно расточаются ругательства на Митрополитов Филарета, Григориям и других иерархов Русской Церкви. Какая бы тому была причина? Они не были саперами! Причина ругательств заключается в том, что эти пастыри — глубокие христиане, произносящие учение, вполне противоположное учению «Колокола», учение, которое действует на умы и сердца, оставляя за «Колоколом» одно поверхностное действие на слух. Как не приходить в негодование звонящему без умолку в «Колокол» и нетерпеливо ожидающему последствий звона! Христианское учение благонамеренных пастырей обличает пустоту звона, может сделать тщетным самый звон. Звон сначала заинтересовал новостию своею; но вскоре явилось общее сознание, что «Колокол» пустейший журнал. Кто знаком с петербургскими сплетнями якобинского кружка, тот найдет их напечатанными в «Колоколе». Начало журнала, как и якобинства, есть ложный образ мыслей; оружие его — софизмы, ирония, ругательство; характер — исступленная дерзость, отвержение правды, любви, приличия, благопристойности. Он может действовать увлечением на слабоумных: силы убеждения в нем нет. Напротив того, всякий основательный человек тотчас поймет, как «Колокол» понимает свободу и как пользуется ею, — поймет, что народ, руководимый таким исступленным руководителем, непременно должен прийти в смятение, взяться за топоры и ножи. «Колокол» — открытый враг и ругатель Христа и христианства. Ненависть «Колокола» к христианскому пастырю есть величайшая похвала для пастыря; напротив того, похвала «Колокола» пастырю была бы величайшим для него бесчестием. Христианский пастырь не иначе может заслужить одобрение «Колокола», как изменою Христианству.