Полное собрание творений. Том I. Трактаты и гимны

Сначала скажем об отношении к космосу. Ктистор космоса; Тот, Кто сделал звезды сферическими и укоренил центр земли; Источник Ума,

благодаря которому совершаются все природные процессы; Питатель космоса; Тот, из чьих недр произрастают свет, ум и душа

(Гимн III, 16–18, 24–30). Тот, о Ком Отец благоволил, чтобы Он рождал; Семя Отца, просвещающее скрытое, Начало космосов; Тот, Кто низводит формы из умного в тела, Правитель небесной колесницы, Пастырь звезд, Царь существ бесплотных, Водитель хоровода смертных существ

(Гимн IV, 12–17, 20). Одним словом, Христос прославляется в данном случае – как Создатель и Правитель миров; все образы Синезия здесь суть парафразы ап. Павла (Кол. 1, 16–17):

Им создано все, что на небесах и что на земле, видимое и невидимое... все Им и для Него создано. И Он есть прежде всего, и все Им стоит. Отметим, что богословие Синезия несколько более органично, нежели Павла, имевшего вкус к ремесленным аналогиям. Впрочем, совершенно понятно, что не только образ Христа Родителя мира, но и Христа, ведущего хоровод смертных, – неразрывно связаны с эллинской семантикой божественного, и тем для нас (утомленных безконечными варварскими славословиями Христа-Царя) очень ценны.

Теперь скажем об отношении Логоса к человечеству. Прежде всего, у нас есть ряд суждений, говорящих о преэкзистенции Сына (т.е. о действии Христа в человечестве, со-бытии с человечеством до воплощения). В Гимне VI (14, 16–17) читаем: Христос – Вездесущая Природа – Бог для существ небесных, мертвец для существ подземных. Отношение к человеку здесь, точнее даже: к умершим (живые вовсе не рассматриваются) – как к одному из космических чинов. Речь идет не о преэкзистенции Сына в народе иудейском и шире – человечестве, но о преэкзистенции Сына сущему и сотворенному как таковому. Таким образом, задается сразу масштаб и вектор боговоплощения: не столько из недр избранного народа в единичного человека, сколько из сферы потаенного во всем сущем – в сферу явного. Мы имеем твердое свидетельство того, что относительно Марии и непорочного зачатия Синезий придерживался строго кафолических воззрений (Гимн III); тем не менее масштаб мысли Синезия не иудейский, ни даже общечеловеческий, но общекосмический. Об этом говорит и второй имеющийся в нашем распоряжении текст, говорящий о преэкзистенции Сына: Он есть Тот, Кто разделяет окрест Земли неделимый Дух и вновь соединяет с Истоком истекшее из Него, освобождая смертных от необходимости смерти – т.е. Посредник в исхождении и возвращении чувственно сущего как такового; Он – Наделяющий жизнью и Отделяющий жизнь от тлена – подлинный Творец и Зиждитель одушевленного мира (Гимн IV, 21–23)[841]. Не будет никакого преувеличения сказать, что Он имеет над миром такую же власть, как мы над членами своего тела, когда они молоды и здоровы. Он присутствует во всяком чине и части мира: от лица волхвов в сюжете рождества Гимн VI (30–32) говорит: Ты – Бог, так прими же ладан; золото я принес Царю; смирна пригодится для погребения. Синезий идет до конца: Бог, Царь, Мертвец. Всем любителям поговорить в связи с этим о пантеизме я отвечу в рамках рассматриваемого образа, что назвать Господа Погребаемым, отнюдь не значит назвать Его смирной. Те, кто не может различать этого, лишены не столько философских добродетелей, сколько здравого смысла, ибо волхвы принесли Господу символический мир, имея в виду Его бытие в мире, а не Его Самого. И потом, раз Сам Бог не погнушался смерти, значит в смерти самой по себе ничего скверного не было изначально: тяжело страдание, а не освобождение от него; отвратителен труп, а не освободившийся от него человек.