Что касается меня, то я не просто старше, но уже старик[970]
: «это видно по коже», – как говорит Ферекид[971]. А потому дело мое – защищаться. Если же я первым ошибся [, напав], то первым мне следует и уступить. Если ты желаешь, чтобы уступил именно я, – соглашаюсь, чтобы сделать тебе приятное. Ибо раз уж я первым вступил в спор, то должен уступить твоему желанию [победить в нем][972].127 (156). Дометиану Схоластику[973]
Правосудие нуждается в соратниках, а его помощники счастливы, сотрудничая с правдой. Потому я выбрал тебя ее защитником, что ты готов оборонять ее и духом, и искусством. Что до меня, то я делаю хорошее всем, кому могу. Ты же – дай мне повод для этого. Тогда ты ощутишь ту дружбу, которую и сам бранить не будешь, и никто другой не сможет над ней насмеяться.
128 (126) Асклепиодоту[974]
«– Горе нам! – Почему же горе? – Смерть все претерпим»[975]
. Третий и последний сын умер[976], но я по-прежнему придерживаюсь догмата о том, что всё не зависящее от нас не есть ни добро, ни зло[977]. Лучше сказать даже, что то, что прежде было отвлеченным знанием[978], теперь стало догматом души, обученной тяжелыми бедами. Удар должен был быть еще более жесток, – потому демон, стремящийся нанести вред, заранее устроил так, чтобы и твоей возлюбленной главы не было со мной, когда это случилось. Приезжай все-таки, мой удивительный, триждывозлюбленный, искреннейший друг! Я свидетель того, как относится к тебе замечательный Менелай[979]. Я часто имел удовольствие проводить с ним дни потому именно, что он хранит благоговейную о тебе память и имеет многое попечение о душе и об управляющих [монастырским имуществом], которые увлекли его прямо в [монастырь] Теухейрон (Τευχείρων), и он отбыл с благосклонностью к великому Асклепиодоту, будучи благодарен ему, как величайшему из своих благодетелей.Чтобы иметь прохладную воду, ищу гидрию или пифос[980]
из мрамора – чем больше, тем лучше. Поставлю ее в ручей Асклепия – на его берегу я строю свой монастырь и заранее подготавливаю для него священную утварь. Да воздвигну его с Божьей помощью!129 (70). Проклу[981]
В прошлом году до меня не дошло ни одного письма, писанного твоей святой рукой[982]
, – я причислил это ко множеству тех неприятностей, которые тогда случились со мной. В прошлом году их было много и во многих сферах, однако нынешняя зима отняла последнюю остававшуюся сладость – ребенка. Так что по решению судьбы у вас довелось мне жить счастье, в отдалении же от вас испытать тяготы, посланные божеством. О, пусть бы получил я, как некое утешение, письмо твоей отеческой главы – самое ценное из того, что приходит из Фракии.130 (124). Философу [Гипатии][983]
«Если ж умершие смертные память теряют в Аиде»[984]
, – все равно и там буду помнить возлюбленную Гипатию. Страдание моего отечества обступило меня со всех сторон, и я едва сношу его: каждый день вижу я оружие врага, бойню, людей, зарезанных словно жертвенный скот[985], дышу воздухом, отравленным смрадом гниющих тел, и сам ожидаю подобных страданий – на что надеяться, если воздух темен от теней плотоядных птиц? Но и такой я люблю свою землю. А как иначе, ведь я уроженец Ливии, здесь гробы моих отцов, и гробы не бесчестные. Только благодаря тебе, мне кажется, я мог бы отстраниться от своего отечества, переселиться [в Александрию], если бы удалось добиться освобождения [от беспредельной скорби происходящего дома].131 (46). Философу [Гипатии][986]
Я как эхо[987]
: отдаю назад [у тебя взятое], хвалю замечательного Александра[988], который [сейчас] рядом с тобой.132 (10). Философу [Гипатии][989]
Тебя саму и через тебя твоих счастливейших друзей приветствую целованием – о, блаженная госпожа. Раньше я упрекнул бы тебя в том, что не удостоила меня письмом, ныне же знаю, что все вы пренебрегаете мной отнюдь не из-за моей несправедливости, а из-за множества обрушившихся на меня несчастий – столь многих, сколь это возможно для человека. Но если бы мы общались хотя бы в письмах, мое зло стало бы вдвое меньше в вашей благой судьбе – ведь дела ваши обстоят во всех отношениях лучше, и добрее живете вы божество[990]
. Теперь же ко всем моим бедам еще и то, что лишился я не детей только[991], но и друзей, и благорасположения всех, и – что важнее всего – божественнейшей твоей души, которая, надеялся я, одна останется мне верной, превозмогая и поношение от божества, и обуревание от судьбы.133 (81). Философу [Гипатии][992]