Полное собрание творений

И тогда отпадает ржавчина. Снимается печать. Умирает ветхий человек. Удаляется материнская кровь. Обновляется замес. Но [при этом] изменяется не тело человека, а преимущества[192] и дарования, [данные] человеческой природе — их просвещает, укрепляет и обновляет благодать. И оживотворяется ветхий Адам, созданный по образу Божию.

Ведь сейчас, будучи по наследственности лукавыми, блудными и развращенными, мы живем по образу лукавого. Из-за него мы такими сделались — из крови и слизи[193].

Но, однако, прежде чем это будет исправлено, требуется многое. Требуется строжайший пост, чтобы ушла материнская кровь, чтобы очистилась слизь — эта нечистота. Чтобы стерлись оставленные грехами впечатления, которые человек получил с детства. Требуется соединить с этим и постоянное бдение. Не один или два раза, но непрестанно, чтобы утончился ум, грубый и неудобоподвижный. И в-третьих, [требуется] непрекращающаяся молитва. Умом, устами и сердцем.

И как умирает человек, если прекратится дыхание, так умирает и душа без непрестанной и всегдашней молитвы. Потому что [без нее] усыпает живая плоть, которая начала было зачинаться от постоянства в молитве, и [тогда] возобновляются страсти. Ибо враг не спит, но постоянно воюет. И как младенец, зачатый в утробе матери, если она прекратит дышать, задыхается и умирает, подобное [происходит] и в зачатии духовном, если прекращается умное делание.

Итак, об этом достаточно. Но, однако, подвиг на этом не заканчивается. Подвигов, [предстоящих] нам, много. Предстоит воевать с очень многими духами, из которых наибольший — блудный, вздымающий парус до небес и углубляющийся в бездны. Когда ты постишься, совершаешь бдения, взываешь, плачешь, болезнуешь, он содействием сатаны не успокаивается ни на миг, но постоянно находится в возбуждении: огонь, от огня происходящий, семя Исава, сын Вавилона. Ты взываешь, ищешь Христа. Бьешься, плачешь, болезнуешь. [А] он кричит: «Хочу женщину!» И не один день или год, но восемь и десять. И только когда Бог увидит терпение человека, когда он уже приближается к отчаянию, тогда забирает Господь зло и отсекает страсть. Так происходит со всеми страстями, но они не отсекаются окончательно, как эта. Да и силы не имеют такой, поскольку они привнесенные. Тогда как страсть [телесного] соединения — от естества. И человек бьется, чтобы изменить

естество. И не может изменить сам свое естество, но его изменяет Бог. Ибо, как полагающий пределы, Бог пределы и разрушает, и изменяет естество так, как хочет.

Но если я захочу записать по порядку все искушения и страсти, то должен буду написать книгу.

Ведь, кроме всех тех [искушений и страстей,] которые воюют [с человеком] и против которых воюет человек до конца жизни, есть и такие, которые попускаются Богом для испытания. И так как они происходят помимо нашего произволения, то требуют большого труда, и сражаться с ними нелегко.

Знаешь ли ты, каково, когда ты не искушаешь, а тебя искушают? Ты не крадешь, а у тебя крадут? Ты благословляешь, а тебя проклинают? Ты милуешь, а тебя обижают? Ты хвалишь, а тебя осуждают? Приходят без причины тебя обличать, постоянно кричат, что ты прельщенный, — до конца жизни? А ты знаешь, что всё не так, как они говорят. И видишь, как ими движет искушение. Но ты каешься и плачешь, как виноватый, как будто ты такой и есть.

Это самое тяжелое. Ибо и они воюют с тобой, и ты воюешь сам с собой, чтобы убедить себя, что всё так, как говорят люди, хотя это и не так. Видишь, что ты абсолютно прав, но убеждаешь себя, что ты не прав.

Это, сестра моя, искусство из искусств и наука из наук.

Бить себя палкой, пока не убедишь себя называть свет тьмой и тьму светом. Чтобы у тебя не осталось никакого права [ни на что]. И чтобы окончательно исчезло превозношение. Чтобы ты стал безумным при полном разуме.

Видеть всех, когда тебя никто совершенно не видит. Ибо тот, кто станет духовным, всех обличает, не обличаемый никем[194]. Всё видит. Имеет глаза свыше, а его не видит никто.

У добродетели нет колокольчика, который бы звонил и возбуждал в тебе любопытство, чтобы оглянуться и увидеть [праведного]. Это невещественный дар Божий. Почему [благодать] назвали благодатью? Потому что ее нельзя увидеть, или ограничить, или представить, или определить ее цвет. Божий дар. Невыразимое, и непостижимое, и многобогатое чудо.

Поэтому Господь, истинный Бог, ходя по дорогам, казался таким же, как остальные люди. Говорили: «Он ест и пьет»[195]. Он был прозван обманщиком и бесноватым.

И сегодня, если кто заговорит о благодати, об очищении внутреннего человека, считается обманщиком. Сразу слышишь: «Он прельщенный!»

И у людей совершенно исчезло из ума понятие о том, что нужно позаботиться о внутренности чаши, как нам говорит Господь[196].