б) Второй урок, который мы извлекаем из истории страданий св. первомученика архидиакона Стефана, научает нас питать ко врагам своим не чувство ненависти, но чувство христианской любви.
Побиваемый камнями, св. Стефан молился за своих убийц Богу. Примеру св. первомученика, который подражал в этом отношении Господу Иисусу, молившемуся на кресте за Своих распинателей, следовали и все христианские мученики. Ему же должны подражать в своих отношениях ко врагам и все мы, именующиеся христианами, если хотим быть ими не по имени только, что для нас ни мало не полезно, но на самом деле, по жизни.«Нет ничего более достойного удивления в человеке, как любовь ко врагам», – говорит блаж. Августин. Он же в другом месте пишет: «есть много видов милосердия, посредством которых мы можем получить от Бога прощение в своих грехах, но вернейший из всех – прощать врагам». (См. «Исповедь» блаж. Августина).
«Как вы можете возносить руки к небу, как можете молиться и просить о прощении своих грехов? Если бы Бог и хотел простить вам, вы сами препятствуете Ему, не прощая вашему брату», – учит свт. Иоанн Златоуст (См. Златоуст, беседа 4 на св. Мф.).
III. Молитвами св. первомученика архидиакона Стефана да дарует нам Господь и силу терпения в перенесении скорбей и бедствий жизни, и силу любви ко врагам, причинившим нам эти бедствия. (Прот. Г. Дьяченко).
Двадцать восьмой день
20 000 cвв. мучеников, сожженных в Никомидии
I. Когда император Максимиан, желавший искоренить веру Христову, узнал, что множество христиан собралось в обширном никомидийском храме, в навечерии праздника Рождества, то велел окружить храм. Христианам предложили: или умереть, или принести жертву идолам, но они отвечали, что
II. Вот как древние христиане не боялись смерти! Вот как все они, числом 20 000, с радостью приняли огненную смерть, чтобы только не разлучаться со Христом и не лишиться вечной жизни.
Братия христиане! Размыслим, как, какими средствами можно достигнуть столь блаженного состояния древних христиан не бояться смерти.
а) Первое средство против ужасов смерти есть благочестивая жизнь, какой, без сомнения, отличались первенствующие христиане.
И в продолжение жизни тяжело бывает, когда совесть живо представит какую-либо обиду, нанесенную ближнему; но стократ тяжелее должно быть это при смерти, когда совесть сама делается несравненно живее и чище. Угасающий взор, по необходимости, ищет тогда, на чем бы успокоиться: судите же, каково должно быть это успокоение, когда ему представится целый ряд жертв собственной жестокости или лукавства! И не это ли те ужасные призраки, кои нередко мучат умирающих явлением своим? Мы привыкли изъяснять их мучения страданиями тела: но тело ли всему виною? Ах, как иное, совершенно иное услышали бы мы от многих умирающих, если бы языку их, связанному узами смерти, дано было разрешиться и проглаголать нам ужасную истину! Страдания тела бывали и у людей праведных; но душа их отходила ко Господу в мире; – почему? Не потому ли, что жила с Господом в мире? Не оттого ли, что совесть у них, будучи совершенно мирна, умиротворяла и тело, а душа, будучи свободна от тяжестей греховных, по тому самому удобно возносилась над землею и парила к небу? – Какова жизнь, такова и смерть!