Полонез

Ничего особо нового не было. Солтык накануне опять напился и обещал вызвать на дуэль всё трусливое окружение князя Чарторыйского, — по очереди. Потом, правда, успокоился, снял девку и уехал с ней допивать… Кремповецкий хвастается, что написал гениальную прокламацию для угнетённого населения Царства Польского. Как только удастся её распространить среди крестьян, восстание неизбежно… Кассир Водзинский отказал в пособиях двум новым эмигрантам, — дескать, люди неизвестные, ещё непроверенные. И лишь после вмешательства председателя Комитета смилостивился, но с таким видом, что у этих бедняг, небось, франки в карман не полезли…

— Ну, это всё сплетни, — прервал Зых. — Какие настроения?

Настроения у эмигрантов, по словам Агнешки, были на высоте. Во-первых, близилось Рождество. Во-вторых (и это главное), со вчерашнего дня пошёл слух, что Лелевель наконец-то взял курс на подготовку вооружённого выступления, которое возглавит некий боевой полковник, и уж теперь-то России мало не покажется…

Зых нахмурился. Похоже, что предупреждение председателя держать язык за зубами на членов малого совета не подействовало. Кто-то болтает, и это плохо. Шила в мешке не утаишь, всё так, но что-то уж слишком быстро. Кто-то проговорился, — случайно? Или злонамеренно?

— Узнай, от кого пошёл слух, — распорядился отрывисто.

Агнешка кивнула.

— Постараюсь. И вот что ещё…

В последние дни звучали разговоры против Лелевеля. Собираясь в особняке, эмигранты толковали, что, мол, председатель фактически забросил Комитет. Создал малую группу ближайших сторонников, с ними всё и решает. А ведь их, самозванцев, в отличие от участников Комитета никто не выбирал. Много воли взял председатель, так и до диктатуры недалеко…

Зых про себя чертыхнулся и уже в который раз подумал, что на шляхту не угодишь. Сидят тут в тепле, чай-кофе гоняют, языки чешут, кое-какие деньги получают стараниями Лелевеля, а всё недовольны. Ну, что за люди? Мусор, а не люди, лишь бы воду мутить. Для восстания понадобятся совсем другие…

— Самых активных болтунов бери на заметку и мне докладывай, — велел Агнешке. — А я уж придумаю, что с ними делать.

Оставался ещё один вопрос, — традиционный. Зых помедлил.

— Что панна Беата? — спросил наконец.

Агнешка ожидаемо одарила Зыха гневным взглядом.

— Не скажу! — выпалила она.

— А-а, не скажешь… Неужто ревнуешь?

Перегнувшись через стол, Зых потрепал Агнешку по голове, затем неожиданно схватил за волосы и слегка ткнул лицом в столешницу. Девушка придушенно вскрикнула.

— Ещё как скажешь, — пообещал Зых ровным голосом. — Характер будешь в другом месте показывать. А у меня в кабинете не смей, — накажу. Больно.

Агнешка захныкала.

— Зачем она тебе? — спросила тоскливо. — Не нужен ты ей. А мне-то нужен. Я же лучше её…

Мысленно Зых согласился. Агнешка была намного аппетитнее изящной Беаты. Но разве дело в этом?

— Да лучше, лучше, — проворчал он, отпуская девушку. — Тебе бы ещё дядю — председателя Комитета, вообще цены не было бы.

— А ты на девушке собрался жениться или на Комитете? — запальчиво спросила Агнешка, опасно щуря заплаканные глаза.

— На Комитете, конечно. Однако через посредство девушки, — небрежно сказал Зых. — Так что можешь не ревновать. Панна Беата нужна не для любви, а для дела.

Он вовсе не шутил. Лелевель человек пожилой и болезненный. Случись что, кто займёт его место? Тут наилучшие шансы были бы у ближайшего сподвижника, да ещё и родственника. Уже сейчас можно понемногу, по шажочку, оттирать председателя от дел. Большие планы были на жизнь у Зыха, серьёзные, и Комитет играл в них главную роль. Но сначала надо уломать панну Беату, жениться и войти в дом Лелевеля, а там…

— А тут ревнуй не ревнуй, охотников на неё и без тебя наберётся, — злорадно сообщила Агнешка.

— Кто такие?

— Да всё те же. — Агнешка начала загибать пальцы. — Ходзько с неё глаз не сводит. Гуровский, старый пень, и тот комплиментами сыплет. Сама Осовскому улыбается, как родному. С Лехом и Мазуром каждый день болтает. Ну, и так, по мелочи. Из новых на неё несколько человек пялятся…

— Пялятся, говоришь, — повторил Зых, нехорошо темнея лицом. — Ну, пусть пялятся… пока есть чем. — Не стесняясь девушки, выругался грязно. — Один вот тоже пялился…

— И что?

— Ничего. Не до этого ему теперь, понимаешь.

Негромкий смех Зыха заставил девушку вздрогнуть. Тёмный он был человек, опасный, — это она знала лучше, чем кто-либо другой. Общаясь с ним, Агнешка порой чувствовала, что играет с огнём. И оттого почему-то тянулась к нему ещё сильнее.

— Пойду я, — сказала со вздохом, поднимаясь. — Ещё уборку делать и вообще…

— Иди, — равнодушно сказал Зых, выкладывая бумаги из портфеля. Мысли его уже были далеко.

— А ты скажи…

— Ну, что ещё?

— Можно я сегодня вечером приду?

Оторвавшись от бумаг, Зых исподлобья взглянул на раскрасневшуюся Агнешку. Помедлил.

— Можно, — разрешил скупо. — Часов в восемь. Коньяку захвати и приходи.

Заодно и полы помоет.