Что касается Лелевеля, то он уехал из Франции в Бельгию. Звал с собой и пани Беату, однако та отказалась. Теперь у неё другие планы, поэтому она вернулась в Варшаву. Бывший председатель Комитета ныне преподаёт в брюссельском университете и, по моим сведениям, от политики в значительной степени отошёл. Ходзько перебрался в Лондон. Насколько известно, серьёзно занялся наукой — пишет некий исторический труд. Дело мирное, давно бы так.
Однако фактический распад Комитета не означает, что эмиграция в целом стала более разумной и менее воинственной. По-прежнему плодятся различные организации, провозглашающие целью борьбу за свободу и независимость Польши, фонтанирующие ненавистью к России. И лично у меня нет сомнений, что рано или поздно какая-то из них (или несколько) решатся повторить авантюру Заливского при поддержке тех же англичан. А значит, для моей службы работа вновь найдётся. Хотя, в сущности, она и не заканчивается…
А теперь поговорим о Вас, пан Войцех.
Я не знаю Ваших дальнейших планов. Возможно, Вы решите вернуться в прокуратуру или заняться чем-то ещё, зная Вашу энергичную натуру, и мысли не допускаю, что Вы будете сидеть сложа руки, проедая накопления. Не подумать ли в этой связи о службе в наместничестве? Паскевичу нужны (и угодны!) люди надёжные, умные, деятельные. Особенно проверенные делом и обстоятельствами. Такие, как Вы. Я мог бы всё это устроить и поручиться за Вас.
Заканчивая письмо, вижу, что многого не сказал. Да и трудно всё изложить на бумаге… То ли дело живой разговор! Поэтому зову Вас в гости. Приезжайте, пан Войцех. От покойных родителей я унаследовал хороший дом в Санкт-Петербурге, а после гибели брата мне его делить, увы, не с кем. Поэтому Вы меня никоим образом не стесните. Наговоримся вдоволь и, главное, обсудим вариант с Вашей службой в наместничестве.
Так что приезжайте! И обязательно не позднее середины августа. Вы будете желанным гостем на нашей свадьбе с пани Беатой».