Полонянин

Сидел я на завалинке, с дремотой и болью боролся, чтоб полегче стало, подарок памятный Святославу вырезал. Пардуса из липы мягкой ему обстругивал. А сам жалел, что во всем Вышгороде ни капли пива нет. Попили все горожане на Спожинках, а новое еще не поспело.

А кот борзой мне неплохо удавался. Словно живой вышел. Будто напружинился он, вот-вот на добычу свою прыгнет. С перепою, что ли, у меня так получилось? Фигурка маленькая, с дырочкой для подвеса. Будет кагану от меня оберег. Закончил уже почти.

Смотрю – идут они с Малушей. Беседуют о чем-то. Каган руками размахивает. Доказывает сестренке моей что-то. А та то головой кивает, то поглядывает на мальчонку с недоверием.

Ближе подошли. Уже и слова разобрать можно.

– …так что, Малушка, я теперь походами на врагов славу себе добывать стану, – хвастался Святослав.

– Ну-ну, – улыбнулась девчонка. – Ты смотри, чтобы слава тебя до смерти не задавила.

– Как это? – удивился каган.

– А так. Чем больше славы добудешь, тем выше нос задерешь, а с задратым носом по земле ходить не слишком удобно. Не видно же, что под ногами деется. Споткнешься о камень, на землю дрепнешься, тут тебя слава твоя и накроет.

– Как это?! – Святослав от удивления даже рот раскрыл.

– Помнишь сказку про хоробра Святогора? Тот славы столько добыл, что даже по земле ходить не мог, по колено в ней вяз. Оттого только в Репейских горах и жил. Но ты-то не Святогор. Вот она тебя и придавит. И будешь ты на земле барахтаться. Вот так. – И она начала смешно дергать руками и ногами, да еще и рожу страшную скорчила, захрипела и захныкала противно: – Ой, снимите с меня славушку, а то мочи нет! Тут враги к тебе подойдут и прикончат тебя, чтоб не мучался. И вся слава растает.

– Ну, врагов-то я не боюсь, – рассмеялся Святослав. – Врагов-то я быстро победю.

– Как же ты победишь их, если тебя слава к земле придавит?

Задумался Святослав, а потом рукой на Малушку махнул:

– Да ну тебя. Чего это она придавить должна, ежели я ее еще не добыл, а только собираюсь?

– Правильно, Святослав, – улыбнулся я ему. – Нечего на девчачью болтовню поддаваться. На самом-то деле Малушка с тобой расставаться не желает. Ты еще не уехал, а она уже скучать начала. Только не знает, как тебе про то сказать. Потому и подшучивает.

– Вот еще! – фыркнула сестренка. – С чего это я по нему скучать должна? Пущай отправляется хоть за тридевять земель, я по нему тосковать не собираюсь, – сказала сердито, а сама смутилась вдруг.

Я не выдержал, рассмеялся. Вот ведь. Малая совсем, от горшка два вершка, а все одно – чувства в ней.

– А ты чего это, Добрынюшка? Али занедужил? – спросила она меня, смущение свое скрывая.

– С чего ты взяла?

– Так ведь кружаки у тебя черные под глазами, руки трясутся.

– Это ничего. Пройдет скоро.

– А чего это ты тут режешь? – Святослав разглядывал диковинку в моих руках.

– Оберег тебе, каган, вырезаю, – протянул я ему пардуса. – В ратном деле без оберега нельзя. У меня видишь вот, – показал я ему на серьгу с камнем алым, ту, что мне Торбьерн подарил.

Взял Святослав пардуса, в пальцах повертел:

– Так мне чего? Тоже в ухо его вставить?

– Глупый, – сказала ему Малуша. – В ухе у тебя и так серьга имеется.

– Это Звенемир вставил, когда меня по майдану на щитах катали да каганом кликали, – гордо сказал мальчишка. – Ну а с твоим подарком мне чего делать?

– На кушак повесь. Видишь, кот-то какой красивый. – Малуша отобрала оберег у кагана и деловито стала прилаживать его к Святославову поясу. – Мастак Добрыня из дерева вырезать. Помнишь, – подняла она на меня глаза, – как ты мне коника вырезал? Чудной коник был. Играть я с ним любила. – И вдруг сестренка моя вздохнула тяжко, слезы на глазах навернулись. – Остался коник в Детинце. Сгорел вместе с градом нашим.

И мне от чего-то горько стало. Может, это похмелье со мной в игры играет?

– Ты не вздыхай, – сказал Малуше мальчишка. – Дай только вырасти. Я тебе такой град выстрою, такой Детинец подниму, что залюбуешься. Краше прежнего во сто крат будет. Обещаю.

– Смотри, никто тебя за язык не тянул, – улыбнулась девчонка, украдкой слезинку с ресниц смахнула.

– Спасибо тебе, Добрый, за оберег, – поклонился мне каган. – Я его при себе держать буду. Пускай вместе с рогом дедовым висит.

– Неужто цел рог Асмуда? – удивился я.

– А куда он денется? – пожал плечами Святослав. – У дядьки Свенельда он до поры хранится. Тяжеловат для меня. Пока тяжеловат.

– Святослав! Ты где? – Ольга со Свенельдом на крыльцо терема вышли.

– Здесь я, мама! – отозвался каган.

– Прощайся давай! – Воевода нам рукой помахал. – Ехать пора, кони ждут!

– Я сейчас!

Повернулся он к нам, в пояс поклонился.

– Ну, – говорит, – не поминайте лихом.

– Да будет тебе, – сестренка сказала. – Не за что тебя лихом поминать. Только добром о тебе помнить буду.

Сорвался мальчонка, к своим побежал. Потом остановился. Назад вернулся. К Малуше подлетел. В щеку ее поцеловал.

– Прощай, Малуша! – сказал Святослав, а сам рукой мой подарок потеребил, словно не я, а сестренка ему оберег сделала.

– Да прощайтесь вы быстрей, полюбовники! – рассмеялся Свенельд.