Полонянин

– Когда давала совет, ты слушать не хотел. Все кагану поддакивал. Смеялся надо мной. Что ж теперь-то плачешься? – Молчал хан, хоть и очень ему ответить хотелось. – Ты бы лучше подумал о том, что не нужно было стада и семьи своих воинов возле хазарских границ оставлять. Выгорит летом на злом Солнце степная трава. Мор начнется, – продолжала сипеть старуха.

– Ну, как же ты не поймешь, – не сдержался хан. – Иосиф поклялся, что за стадами присмотрит. Что детям и женам нашим не позволит с голоду умереть.

– Умереть, может, и не позволит, – перебила его колдунья, – но только и в сытости держать не будет. Он сегодня клянется, а завтра клятвы свои забывает.

– Надобен я ему сейчас, – сказал Куря.

– А завтра? – Старуха лицо свое беленое на всадника подняла.

Она на льду, он на коне. Вот только почему-то почудилось хану, что колдунья на него свысока смотрит.

– Почему ты делаешь то, что ему нужно, даже не думая о том: надо ли это тебе? – спросила она.

– Так разве же нам этого не надо? – всплеснул он I руками. – Воз золота, богатая добыча, пленники… – начал загибать он пальцы.

А старуха повернулась и к кобылке своей поковыляла.

– Значит, помочь ничем не можешь? – бросил ей в спину Кур-хан.

Остановилась старуха. Помолчала. Потом кивнула:

– Помочь смогу. Но не тебе, а народу твоему. Не виноваты люди, что у них поводырь такой.

Сжал Кур-хан зубы. Заскрипел ими, чтоб злость свою сдержать. А старушка стоит к нему спиной. Не оборачивается. И понимает хан, что она не очень-то гнева его боится. Твердо стоит на своих кривых ногах, и только от лысой головы на морозе пар валит.

– Так чего расселся-то? – наконец-то она обернулась. – Слазь давай. Помощь мне твоя нужна. И крови не мешало бы.

Спустился печенег с коня. Подошел к колдунье. Еще раз поразился невысокому росту старушонки. Из-за пояса кинжал выхватил. Сощурил глаза, на старушкину лысину глядя. Взмахнул кинжалом, полоснул по ладони своей. Кулак порезанный сжал. Закапала его кровь на лед.

– Бери, – сказал, – кровь мою.

Обернулась колдунья, взглянула на то, как кровь ханская каплями красными об синий лед разбивается. Улыбнулась победно и вынула факел с зеркалом из седельных петель.

– Вели своим воинам, чтоб огонь мне подпалили…

Увидел Святослав, как вспыхнул огонек в печенежском войске. А спустя мгновение над Днепром раздался странный вой, похожий на жуткое завывание ночного ветра.

– Чего это они? – спросил он Свенельда. – Пугают нас, что ли?

– Это они Богов своих на помощь призывают, – ответил воевода.

– Ох и странные у них кощуны, – удивился мальчишка. – Неужто их богам такие нравятся?

– Вот ты сам об этом и спросишь, – усмехнулся Свенельд. – Ну, пошли?

– Пошли, – сказал Святослав.

И они стали осторожно спускаться с прибрежной кручи.

Трудное это было дело. Свет от костров по глазам бьет, а голову опустишь – под ногами темень кромешная. Каган за корень зацепился, оскользнулся на прихваченном морозцем спуске. Едва кубарем не полетел.

Не дал ему осрамиться воевода. Крепкой рукой за шкирку Святослава схватил. Заскользили у мальчишки ноги. От земли оторвались. Замолотил он ими по воздуху, да так на руке воеводиной висеть и остался.

– Ты не дергайся, – сказал ему Свенельд. – Не спеши. Не то войско насмешишь.

– Угу. – Жесткий ворот сдавил мальчишке горло. – Отпусти, задушишь, – прошипел он.

Спустил его Свенельд на землю, но на всякий случай руку со шкирки убирать не стал. Так и спускались они. Дважды еще мальчишка шлепнуться пытался, но воеводина рука надежно его держала.

Наконец спустились. Весело вокруг костры горят. Светло, словно день раньше времени настал. В свете этом войско стоит: посередке новгородцы, сразу за ними дружина Свенельдова, по левую руку смоленцы с черниговцами, а по правую поляне с русью.

«Немалая сила собралась», – Святославу подумалось.

– Только и печенегов немало, – словно прочитал его мысли Свенельд. – Ишь как завывают. Беду на наши головы накликать хотят. Не страшно? – взглянул он на мальчишку.

– Не-а, – поспешно ответил тот.

– Кветан! – крикнул воевода. Конюший коней к ним подвел.

– Ну, Святослав, – сказал Свенельд и вставил ногу в стремя, – поехали Курю проведаем? Вон на тот огонек правь. Где горит, там и Куря.

И они поехали навстречу жуткому печенежскому вою.

– Все, что могла, я сделала, – затушила Дева Ночи факел, зеркало обратно к седлу приторочила, пот с лысой головы рукавом вытерла. – Теперь все только от тебя зависит, – сказала.

Легко вспрыгнула на кобылку свою.

– Чю! Чю! – И во тьму ночную направилась.

Ошалело таращился ей вслед Кур-хан. Больно неожиданным было для него то, что он в зеркале у колдуньи увидел. Так и стоял будто громом ударенный.

– Хан! – услышал он, как зовет его кто-то. – Хан! Переговорщики едут!

– Значит, не напрасно я свою кровь отдал, – сказал Куря весело.

Быстро замотал порезанную ладонь, сел на коня и на встречу с урусами поехал.

Ковер теплый прямо на холодный лед постелили. Подушки, чтоб сидеть удобней было, сверху положили. Уселись переговорщики друг напротив друга. С одной стороны Свенельд со Святославом, с другой стороны Куря.