Половцы

Где бы войска (монгольские) ни искали следов (его), нигде не находили его, потому что он уходил в другое место и оставался невредимым. Так как убежищем и притоном ему по большей части служили берега Итиля, он укрывался и прятался в лесах их, наподобие шакала, выходил, забирал что-нибудь и опять скрывался, то повелитель Менгу-каан велел изготовить 200 судов и на каждое судно посадил сотню вполне вооруженных монголов. Он и брат его Бучек оба пошли облавой по обоим берегам. Прибыв в один из лесов Итиля, они нашли следы откочевавшего утром стана: сломанные телеги и куски свежего конского навоза и помета, а посреди всего этого добра увидели больную старуху. Спросили, что это значит, чей это был стан, куда он ушел и где искать (его). Когда узнали наверняка, что Бачман только что откочевал и укрылся на остров, находящийся посреди реки, и что забранные и награбленные во время беспорядков скот и имущество находятся на том острове, то вследствие того, что не было судна, а река волновалась, подобно морю, никому нельзя было переплыть (туда), не говоря уже о том, чтобы погнать туда лошадь. Вдруг поднялся ветер, воду от места переправы на остров отбросил в другую сторону, и обнаружилась земля. Менгу-каан приказал войску немедленно поскакать (на остров). Раньше, чем он (Бачман) узнал, его схватили и уничтожили его войско. Некоторых бросили в воду, некоторых убили, угнали в плен жен и детей, забрали с собою множество добра и имущества, а (затем) решили вернуться. Вода опять заколыхалась, и, когда войско перешло там, все снова пришло в прежний порядок. Никому из воинов от реки беды не приключилось. Когда Бачмана привели к Менгу-каану, то он стал просить, чтобы тот удостоил убить его собственноручно. Тот приказал брату своему Бучеку разрубить его (Бачмана) на две части» (Тизенгаузен, II, с. 24).

Эта трагическая история о яростной и, безусловно, героической борьбе половцев за свободу и свою землю.

Интересно, что тридцатью годами раньше Ибн-ал-Асир значительно холоднее и с большим осуждением позволял себе писать о монголах. Джувайни уже полностью на стороне завоевателей, однако и в его повествовании звучит невольное восхищение отважным половцем. Помимо Рашид-ад-Дина, рассказ о Бачмане (Бацимаке) помещен и в китайских источниках – в сочинении «История первых четырех ханов из рода Чингизова».

Надо сказать, что остаются не вполне ясными причины, по которым вдруг, как когда-то море перед евреями, бежавшими из Египта, разверзлись воды Итиля и пропустили монголов к острову. Представляется весьма вероятным, что остров, находившийся в дельте Волги, становился им только во время приливов, в отливы вода уходила. Думается, что так же посуху перешел на него и Бачман, полагая, что ему полностью удалось «замести следы», смытые наступавшей водой. Возможно, что, если бы не сведения, полученные монголами от пленной, Бачману и на этот раз удалось бы скрыться от преследования.

Что касается Рашид-ад-Дина, то этот историк со свойственной ему добросовестностью дотошно включил в повествование о Бачмане сведения, которые не попали в сочинение Джувайни (Тизенгаузен, II, с. 35-36). По-видимому, он узнал о них из других источников или, возможно, сохранившихся в степях устных рассказов. Прежде всего, согласно данным Рашид-ад-Дина, Бачман имел титул «эмира» и происходил из племени «ольбурлик». Последнее, возможно, следует читать как элъ-бури, т.е. объединение Бурчевичей, известных в восточных источниках под наименованием «бурджоглы». Таким образом, Бачман принадлежал к одной из самых воинственных орд приднепровского объединения, являясь, возможно, прямым потомком (внуком или правнуком) хана Боняка. Вторая существенная подробность, упомянутая Рашид-ад-Дином, повествует нам о том, что у Бачмана был отважный союзник «Качир-укулэ из племени асов», которого после казни Бачмана также убили. Джувайни указывал, что монголы овладели землями асов, при этом четко противопоставляя их аланам. В другом отрывке своего сочинения он, вновь перечисляя покоренные Батыем земли, говорит об асах и аланах отдельно. То же мы видим и у перса Джузджани, писавшего, возможно, несколько раньше Джувайни, и у Казвини, писавшего примерно на полстолетия позже.