Подобный тон донесений распространялся и на весь круг близких к императору особ. Так, в июне 1830 г. императрица не присутствовала на параде, что было всеми отмечено, «но, – писал агент, – никого не слышно говорящего», что это «произошло по недоброжелательству к народу»; особенно подчеркивалось, что никто из сенаторов «не отзывался с какой-нибудь осудительной речью, что напротив того говорили: „Ее Величество, верно, сожалеет, что не могла скорее прибыть сюда“»; причиной назывались встреча с прусскими родственниками, задержка в дороге или «слабость здоровья». Столь же умиротворяющим было сообщение об аудиенции, данной великим князем Константином членам сейма от Калишского воеводства в июне 1830 г.: якобы пресловутые оппозиционеры «по случаю хорошего принятия их весьма были довольны, а также известившиеся о том прочие послы очень обрадовались, что Его Императорское Высочество (как они говорили) стал много попечителей о польском народе, что в каждом критическом положении не отказывает покровительства». Правда, по слухам, исходившим из дома Друцкого-Любецкого, некоторые говорили, что великий князь через маршалка сам инспирировал просьбу о встрече. Возможно, он хотел заручиться поддержкой, собираясь сделать важный шаг, потому что июльские донесения агента содержали уже новый слух о том, что «цесаревич изволил принять управление здесь по гражданской части, чем жители будучи чрезвычайно обрадованы, говорят, „что теперь-то несправедливые поступки здешних статских чиновников совсем искоренятся и, может быть, по присутственным местам заведется совершенный порядок, какой существует по военной части“
» 140.Каков был армейский порядок, заведенный Константином Павловичем, и как он на самом деле оценивался поляками, шпики знали хорошо, потому что слышали, как в шинке великого князя называли «грубияном». В Королевстве Польском распространялись неблагоприятные сведения о нем, перепечатанные из французских газет. По поводу пасквилей на него Тайная канцелярия неоднократно заводила следственные дела. Очень часто среди радикальной части польского общества возникала идея о покушении на жизнь великого князя. В доносе Олтажевского рассказывалось, как в 1826 г. собравшиеся в калишском имении Непомуцена Немоёвского представители местной шляхты долго ругали и оскорбляли монархов, а затем заявили: «Мы умеем болтать, да не умеем делать! Почему жив Великий князь?» Убить его якобы было поручено одному из присутствовавших, Липскому. А к 1830 г. относилось описанное агентом Цехановским последнее неудавшееся покушение на Константина Павловича: «Один раз ночью приезжал в Бельведер генерал от кавалерии граф Красинский с донесением Его Императорскому Высочеству Цесаревичу, что той же ночи бунтовщики имеют напасть на Бельведер с намерением лишить жизни Его Высочество и всех окружающих его. Почему Его Высочество, испужавшись, изволил, не одевшись, убежать в Лазенки и в тамошних казармах спрятался; вскоре затем приезжали в Бельведер граф Солтык, Осолинский, князь Яблоновский, Гржимала и очень много прочих лиц, но Его Высочества там не нашли. После того все они были взяты под арест, а подполковником Луниным подговоренный к бунту командуемый им гусарский эскадрон тогда же со всем вооружением выступил, но также был арестован»141
.Не один великий князь являлся столь одиозной фигурой. Огромную ненависть вызывал Новосильцев. Как оказалось на Сеймовом суде, именно он оказывал давление на следствие, и это открытие вызвало «в знатнейших польских домах» «ропот» и проявление «явного неудовольствия» по отношению к нему. По сообщению Шлея в марте 1829 г., существовал замысел «поймать москаля» на финансовых махинациях. Непопулярной личностью был также генерал-майор И. А. Вельяминов: на его счет были написаны сатирические стихи, которые распространялись в Белостоке и стали известны в Варшаве. Язвительные стихи, шарады, всякого рода «пасквили» писали и в адрес польских чиновников, тесно сотрудничавших с имперскими властями, – наместника Зайончека (уже покойного в 1830 г.), генерала Рожнецкого и других. Постоянным оскорблениям в общественных местах подвергались полицейские и шпики, их даже нередко намеревались бить. Шпики были излюбленным объектом публичных насмешек. Так, на представлении в Театре Польском в Варшаве актеры вставили в текст комедии отсебятину: на вопрос «Есть ли на том свете шпионы?» звучал ответ: «Есть, так же как и здесь»142
.