Разногласия между императором и его окружением по поводу воссоздания польской государственности возникли раньше, еще до 1815 г.[24]
Российские государственные сановники почти единодушно отговаривали Александра I от восстановления Польши. В начале 1813 г. К. В. Нессельроде, фактически исполнявший функции министра иностранных дел, представил императору записку, в которой призывал его в польском вопросе руководствоваться не романтическими иллюзиями, а непосредственными государственными интересами России. Нессельроде уверял Александра I, что «в голову ни одного человека разумного и искренне преданного интересам России не могла прийти мысль посоветовать восстановление Польши только для того, чтобы потворствовать иллюзиям этого легкомысленного и беспокойного народа». Выгоды же России от создания самостоятельного польского государства под русским скипетром, по его словам, были незначительны: ибо «каким образом можно думать, что в сердце поляка может когда-либо запасть желание видеть Польшу под русской властью?». Поляки, полагал Нессельроде, менее всех останутся довольны своими приобретениями. Кроме того, считал он, российским императорам пришлось бы сочетать в одном лице функции конституционного и самодержавного монарха, что неминуемо бы привело к осложнениям: в результате одна политическая система должна была бы поглотить другую. Последним доводом Нессельроде против планов Александра I было «крайнее отвращение русских» к предполагаемой мере 2. Против восстановления Польши в качестве отдельного государственного образования высказывался и полномочный министр России в Париже К. О. Поццо ди Борго3.Поборник российско-польского сближения А. Чарторыский был обеспокоен антипольскими настроениями в России. В марте 1813 г. он советовал императору принять меры, чтобы не допустить антипольских выступлений в российской печати: «Союз, великодушное забвение причиненного зла, благопристойность и славная победа над преходящим чувством ненависти и раздражения, которое должно уступить место правильно понятой политике, стремлению к справедливости и в особенности к единению двух родственных наций, – вот тема, которую […] подобает развить»4
. «Оценка чувств, влияющих с обеих сторон на суждение о новых связях между ними [т.е. между русскими и поляками. –Председатель Временного верховного совета по управлению Княжеством Варшавским В. С. Ланской также высказывался против планов императора. В письме к царю 4 мая 1815 г. он с патриотических позиций предостерегал его перед опасностью, проистекающей из сохраняющейся враждебности поляков к соотечественникам. «Государь, прости русскому, открывающему пред тобою чувства свои и осмеливающемуся еще изъяснить, что благосердие твое и все усилия наши не могут быть сильны сблизить к нам народ и вообще войско польское, коего прежнее буйное поведение и сообразные оному наклонности противны священным нашим правилам; и потому, если я не ошибаюсь, то в формируемом войске питаем мы змия, готового всегда излить яд свой на нас»6
.Патриотические настроения, возникшие после Отечественной войны 1812 г., приобрели в связи с польской политикой Александра I еще большую значимость. По словам русского историка Н. К. Шильдера, еще до Венского конгресса намерение Александра I восстановить Королевство Польское, ставшее известным в высших петербургских сферах, «вызвало некоторое охлаждение того радостного впечатления, которое возбудило в обществе вступление русских войск в Париж»