Полшага до неба

Связь отключилась. Все ясно. В принципе пока все нормально, но не оставляет ощущение, что не все так гладко. Гладко вообще не бывает. Никогда. Но все меры, что мог, он уже принял, а остальные неприятности придется расхлебывать по мере их появления. Иначе разовьется паранойя. Все, Маард, успокаивайся. Проснется Тильда — поговорите тет-а-тет серьезно. А пока можно еще подремать.

…Привиделось на грани сна и яви странное, позабытое ощущение: ласковое прикосновение к телу женских рук. Заботливое, теплое, нежное… Потянулся навстречу — и вдруг понял, что не спит. Тильда осторожно гладила дракона под крылом, прижималась щекой, что-то тихо шептала. Маард на мгновение оторопел. Ящер деликатно фыркнул и заглянул к девушке:

— Тиль?..

— Я тебя разбудила? Прости.

— Ну что ты… это приятно. Ты в порядке?

— Да. Все в порядке. Просто Браза Нигга беспокойно спал. Я подумала, что вам снятся дурные сны, и…

— Спасибо, малыш.

Она вылезла из «кармашка» и уселась перед Маардом, обхватив плечи руками. Взгляд рассеянный, щеки бледные. Маард напрягся, почувствовав неладное.

— Тиль, что такое?

— Мне надо вымыться.

— Пойдем, провожу.

— Не надо, — поморщилась она, все так же скользя взглядом по каменному полу. — Я схожу одна.

Дракон встал, потянулся, разминаясь, расправил поднятые крылья. Обнюхал Тильду, шумно раздувая ноздри. С удовольствием поскребся щекой о стену пещеры.

— Тиль, если идти, то вместе. Я никуда тебя одну не отпущу.

«Не нравишься ты мне», — хотел добавить он, но не стал.

На озере девушка попросила его отвернуться. Дракон послушно сел к воде спиной и весь обратился в слух. Шелест травы под ногами. Тихий плеск разбегающихся от стройных ног волн: вот она сделала один шаг, второй, третий. Остановилась. Натирает мылом хвощевую мочалку.

Минута, вторая, пятая… десятая. Плещется вода, скользит по мокрой коже мочалка. Щекочет ноздри ящера запах детского мыла.

— Ты в порядке? Долго что-то, — проворчал Маард.

— Да, — глухо отозвалась девушка.

Снова потянулось время. Маард ждал, и все больше нарастала тревожность. Было в поведении Тильды что-то неестественное, пугающее.

— Рыжик?..

Она не ответила. Дракон прислушался. Сквозь плеск воды пробивалось дыхание Тильды — нервное, сквозь стиснутые зубы. Маард не выдержал, обернулся.

Красные полосы и ссадины на бедрах, животе, исцарапанная грудь. Девчонка трет и трет свое тело жестким пучком травы, как заведенная. Пальцы уже не моют — раздирают кожу. Руки дрожат, губы закушены, глаза зажмурены.

— Тиль, да ты что?!

— Надо отмыть, — скорее угадал, нежели расслышал Маард. — Отмыть…

— Выходи на берег, — сказал он как можно спокойнее и строже. — Взгляну, все ли отмылось.

Вышла послушно, встала, понурившись и прикрылась стыдливо ладонями. Дракон подцепил клыком валяющуюся в траве футболку, протянул девушке. Тильда оделась, натянув майку чуть ли не до колен.

— Чистая, Тиль. Все в порядке, — сказал Маард, чувствуя, как стискивает горло болезненным спазмом.

— Это же не отмыть… — всхлипнула она. — Мне кажется, от меня пахнет чужим телом. Мерзко пахнет…

Ящер свернулся вокруг нее кольцом. Лизнул запястье.

— У драконов самый чуткий нос на свете. Круче, чем у собак и бабочек. Ты знаешь?

— Нет.

— Сказать тебе, чем ты пахнешь на самом деле?

Она чуть кивнула, погладила драконьи брови, широкую переносицу.

— Так вот. Ты пахнешь янтарным осенним солнцем. Мылом, которое зажала в ладони. А от рук еще пробивается слабый запах земляники. Футболка пахнет дорожной пылью и немного потом. В кармане брюк вот с этой стороны, — дракон чуть коснулся кончиком хвоста левого бедра девушки, — у тебя лежит жвачка. Мята и корица. Вот… И никакого чужого запаха. Твой только.

Она часто-часто заморгала, всхлипнула, уткнулась лицом в шею зверя. Маард сложил над ней крыло домиком и проговорил негромко и твердо:

— Хоть я всего лишь дракон, но никому не позволю к тебе прикасаться. Пока ты со мной — никому. Слышишь?

28

Прошло две недели. Маард приглядывался к «апостолам», стараясь понять, что так настораживало Себастьяна. И вроде все как всегда. Ну измучены жарой — от того часто раздраженные. Хотя и не жарой одной, а еще и тем странным ощущением, что дает пустыня, даже если не выходить из искусственной прохлады помещений. В свое время он тоже ощущал гнетущую жару, пока не привык. А этим иностранцам привыкать было некогда. Да еще и изоляция давит. Так что зря Себастьян параноил. Все нормально. Вон, по очереди кадрятся к Грете, вечерами собираются в холле и комментируют тупые телепрограммы, в столовой вечно требуют добавки, на тренировках соревнуются между собой. Да и не на тренировках тоже. В приставки бьются отважно — что в «стритфайтинг», что в «НХЛ». Правда, минус Ромеро: тот мрачен и держится, как и Маард, особняком. Все хорошо, короче. Вот только отчего-то свербит на душе. Давит смутным предчувствием. Может, тоже устал жить в этом загоне, а может…