Польский крест советской контрразведки

Особых результатов на поприще разведки добился бывший морской офицер поручик Виктор Войнич (псевдонимы «Компас», «Щенсны», «Рея»)[125]. С февраля 1919 г. он работал в составе КН-3 и по поручению организации проник в морской штаб в Киеве, где имел отношение к шифрованной переписке и приказам. Изменяя некоторую часть текста шифровок, он мог даже влиять на ход некоторых военных операций. Когда чекисты заинтересовались им и угроза провала резко возросла, Войнич, выкрав действующие шифры, скрылся. За шпионаж он был заочно приговорен к расстрелу. Благополучно перейдя границу, он доставил собранные КН-3 материалы в Разведывательное бюро польского Генштаба

[126].

В 1918 г. в Москве группой ПОВ руководил офицер и будущий генерал М. Токажевский-Карашевич, который работал в контакте с главой французской военной миссии генералом Ж. Лавернем. Его помощником являлся подпоручик Влодзимеж Секунда, с которым чекисты столкнутся позднее — в 1920-х гг. — при проведении операций «Трест» и «Синдикат-2». Адъютант Пилсудского и активный деятель ПОВ, Венява-Длугошовский, находясь в Киеве, контактировал с резидентом французской разведки, а прибыв в Москву, установил связь с «разбирающимся в польских делах» сотрудником миссии и одновременно резидентом 2-го бюро Генштаба Франции капитаном П. Лораном[127]

.

Об этом офицере — специалисте в польском вопросе, активно использовавшим проживавших в Петрограде и Москве поляков в своей разведывательной работе, я уже упоминал выше в связи с описанием дела братьев Лютославских и деятельностью известного фальсификатора Оссендовского. Это относилось к середине 1918 г. А через несколько месяцев, в январе 1919 г., ВЧК вскрыла шпионскую деятельность сотрудника информационного отдела Народного комиссариата по делам национальностей Сигизмунда Клячкина и его сестры Дины Махлиной, завербованных Лораном. Фактически они выступали как двойные агенты — польские и французские. Как показал на допросе Клячкин, его сестра Бронислава Берензон представляла в Москве некий польско-французский центр. Она якобы даже устраивала у себя на квартире встречи представителей французской миссии с наркомом иностранных дел РСФСР Г.В. Чичериным, где обсуждались варианты снижения давления на советские власти со стороны немецкого посольства в Москве.

Махлина еще до революции сблизилась с соратниками Пилсудского и, в частности, с членом ПОВ Венявой-Длугошовским, который, по выражению Клячкина, «был у нас в семье как родной»[128]. Клячкин предположил, что именно сестра свела Веняву-Длугошовского с капитаном Лораном. Да и сама Махлина имела вполне хорошие разведывательные возможности, ведь она тоже работала в информационном отделе Наркомнаца и была достаточно близка к заместителю главы этого ведомства, одновременно и руководителю Польского комиссариата, видному польскому революционеру С. Пестковскому. По крайней мере, все выданные ей мандаты, отложившиеся в уголовном деле, подписаны именно этим должностным лицом[129]

.

Исходя из служебного положения «семейной резидентуры», можно обоснованно предположить, что Махлина и Клячкин были особо ценными агентами, которые наряду с прочим являлись источниками информации МИД Польши об арестах членов делегации польского Регентского совета в Москве. Не случайно в середине 1919 г. в НКИД от польской стороны последовало предложение обменять арестованного представителя Российского Красного Креста Ауэрбаха именно на Клячкина. Советское дипломатическое ведомство решительно отвергло такой вариант, заявив, что задержание в Вильно сотрудника РОКК незаконно и он должен быть незамедлительно освобожден. А что касается Клячкина, то он в судебном порядке осужден за шпионаж и не может быть освобожден[130]. Надо полагать, приговор ему вынесли крайне суровый, и, скорее всего, Клячкина уже не было в живых к этому времени. А вот его сестра сумела избежать ареста и успела переправиться в Польшу.