Интересно, что мальчишки-сопляки из «гитлерюгенда» со своими «панцерфаустами» держались куда крепче, чем вконец уставшие, измотанные и опустошенные войной пожилые солдаты. Юнцы фаустники либо костьми ложились под танковыми траками, либо яростно, до последнего, отстреливались, а если все-таки попадали в плен, вели себя вызывающе: грубили, ругались, размазывая злые слезы на закопченных лицах.
Тем не менее жалко было их, особенно погибших — глупо, бессмысленно, по одной лишь мальчишеской задиристости…
В полдень вахромеевский стрелковый полк, шедший на оси дивизионного прорыва, неожиданно перенацелили. Это случилось при штурме второй полосы обороны — генерал, командир дивизии, приказал Вахромееву застопорить ход перед маленьким городком Киршем, расположенным на возвышенности. Вахромеев помнил, что такой вариант предусматривался несколько дней назад во время розыгрыша предстоящего наступления на песчаном макете. Смысл: блокировать Кирш, где, по данным разведки, располагался довольно крупный гарнизон, связать тут силы немцев, чтобы дать возможность другим полкам уйти вперед.
Сейчас Вахромеев внутренне не одобрил этого решения, потому что видел сам, насколько изменилась обстановка. Недавняя немецкая контратака на правом фланге осуществлялась силами именно Киршенского гарнизона, а после неудачи ни танки, ни пехота туда не вернулись — ушли в лес (это Вахромеев и наблюдал). Вряд ли теперь стоило блокировать поредевший гарнизон, городок надо было просто брать с ходу.
Он заикнулся об этом, но генерал так рявкнул в трубку, что Вахромеев сразу умолк. Командиры полков и комбаты побаивались молодого генерала, который появился в дивизии недавно, однако уже успел навести шороху — снял с должностей начштаба полка и двух командиров рот. Поговаривали, что генерал, прибывший со 2-го Украинского фронта, сам был снят и понижен в должности после балатонского контрудара немцев. Как бы там ни было, а новый комдив вполне показал свой крутой норов.
Отдавая распоряжения батальонам, приданным и поддерживающим подразделениям, Вахромеев невесело вспоминал вчерашний визит генерала на полковой КП. Ему почему-то особенно не понравился медный ведерный самовар, который ординарец Прокопьев таскал за собой еще с Харькова и из которого пытался угостить комдива чаем кирпичной заварки («Развели тут чайхану, скоро, может быть, пуховые перины потащите на боевой командный пункт?!»).
На ходу, прямо из бронетранспортера, Вахромеев прикинул: блокировка окажется не простым делом… Перед Киршем километра на три ровное свекольное поле — тут ближе не сунешься. Слева — канал, справа по склону молодой сосняк, а вдоль опушки то самое шоссе, наверняка сплошь минированное.
Блокировать — значит сковать силы. А еще лучше взять в кольцо, обложить по периметру (а своих-то сил хватает на это?). Следовательно, необходим обходный маневр, и, пожалуй, справа, через лес. Не пожалуй, а только через лес, только там! Ну и плюс атака с фронта, напрямую — по свекольному полю.
Вахромеев вызвал по радио самолеты-штурмовики и после короткой точной бомбежки начал атаку. Однако она тут же захлебнулась: размокшее торфянистое весеннее поле оказалось зоной сплошного огня. Сразу задымило несколько танков, а пехотинцы-автоматчики попадали на землю, уткнулись носами в грязь прошлогодней пахоты. Он их не ругал, не пытался поднять: кому же охота лезть прямо под пули, да еще на последних днях войны?
А немцы не дураки — начали методично класть мины прямо на залегшие роты. Черные фонтаны взрывов взметнулись ровными рядами — все поле, конечно, было заранее пристреляно по участкам.
С форсированием канала на левом фланге тоже дело застопорилось. Лучше обстановка складывалась на бугре справа — третий батальон прорвался в лес. Именно там надо было наращивать удар. Рисковать, бросать туда резервную бурнашовскую роту.
Вахромеев вызвал лейтенанта Бурнашова на провод, спросил:
— Ты в готовности?
— Так точно!
— Действуй! Бери роту танков — и через лес в обход. Пошуруй хорошенько у немцев в тылу, а то они, видишь, головы не дают поднять.
— Сделаем, товарищ майор! Шуранем!
После этого Вахромеев отвел первый батальон назад за канаву, перегруппировал и уже собрался бросить через сосняки на правом фланге, где определился успех, но тут дежурный радист поспешно передал ему наушники.
— Отступаешь, Вахромеев?! — рокотал генеральский голос. — Тебе что было приказано? Держаться, сковать, блокировать!..
— Так ведь открытое поле, товарищ Первый! Люди попусту гибнут…
— Выполнять приказ! Стоять насмерть!
Вахромеев успел положить металлические, казавшиеся горячими наушники, откуда только что звучали хлесткие слова, как наступила тишина: сразу вдруг смолкла, будто оборвалась, сумасшедшая орудийно-пулеметная пальба.
Он поднял к глазам бинокль и облегченно перевел дыхание: немцы поспешно покидали траншеи на яру! Но бежали они не в свой тыл, а влево, к каналу, с ходу панически прыгали с его отвесных берегов, В тылу же у них шел бой: рвались гранаты, гулко бухали танковые пушки — это шуровали прорвавшиеся из лесу бурнашовцы!