— О да, герр оберст! Но теперь-то уж постоянно, и, как я полагаю, надолго. Начинается новая жизнь, герр оберст.
— И для вас тоже?
— Как знать… Может, и для меня. А для моего шефа это уж точно.
— Доктора Грефе?
— Нет, ведь теперь я обслуживаю самого генерала Дорнбергера. А доктора Грефе в отеле нет, герр оберст. Он удрал.
— Как удрал?! — Крюгель резко повернулся.
Попыхивая сигаретой, Герлих взглянул в зеркало на бегущий следом «БМВ», меланхолично заметил:
— Вы напрасно так реагируете, герр оберст… Совершенно напрасно, скажу я вам. Доктор Грефе вовсе не тот человек, каким вы его представляете. Это уже спившийся тип, который давно продал душу дьяволу. Вы порядочный человек, и я бы не советовал вам связываться с ним. К тому же это очень опасно.
— Почему?
— Потому что доктор Грефе снюхался с эсэсовцами (это я знаю достоверно!), а с другой стороны — продался американцам. Я бы не желал вам оказаться между гестапо и американской разведкой — тут никаких шансов. А вы, герр оберст, хороший человек — это я помню.
— Так где же все-таки сейчас инженер Грефе?
— А вы настойчивы… — ухмыльнулся фельдфебель. — Я понимаю: это интересует не вас лично. Отвечу так: не знаю. Ибо в самом деле я этого не знаю. Мне известно только, что по поручению генерала Дорнбергера и Вернера фон Брауна доктор Грефе вместе с младшим братом шеф-конструктора лейтенантом Магнусом фон Брауном неделю назад тайно покинули отель «Ингебург» с целью установить контакты с американским командованием. Возможно, даже их полномочия шире: они подпишут деловой контракт с некоей могущественной заокеанской фирмой. Да-да, не удивляйтесь! Дело тут зашло далеко. Мне удалось узнать, что у Грефе уже были предварительные переговоры с неким инженером Ричардом Портером — агентом США. Они встречались здесь, в Альпах. Я также знаю, что американцы проводят специальную операцию «Пейперклип», цель которой — заполучить в свои руки всю «ракетную команду» фон Брауна. Сведения точные, можете не сомневаться. Хочу вас предостеречь, герр оберст, держитесь подальше от отеля «Ингебург».
— Вы, кажется, что-то упомянули о связях Грефе с СС?
— Да, это я установил лично еще в Нордхаузене. Небезызвестный вам штандартенфюрер Ларенц в начале апреля вывез сюда, в Альпы, комплект сверхсекретной ракеты А-9 — это так называемый трансатлантический вариант. Так вот комплектовал автоколонну именно доктор Грефе. Я полагаю, что между ним и Ларенцем существует определенная договоренность и Грефе знает, где сейчас находятся контейнеры с этой ракетой. Тем более что Ларенца тоже след простыл.
— Вы думаете, они припрятали контейнеры для американцев?
— Безусловно, герр оберст! Ведь фон Браун и Грефе умышленно оставили в штольнях «Доры» более сотни полностью собранных Фау-2, которые на другой день после нашей эвакуации попали в руки американцев целехонькими. Конечно, американцы зачтут это и группенфюреру Каммлеру — это он отвечал за полное разрушение и уничтожение «Миттельбау-Доры». Он преподнес им весьма приятный сюрприз. Выходит, янки не зря торопились: ведь Нордхаузен через несколько дней отойдет в зону русских.
— Вы и это знаете, Герлих?!
— К сожалению, да, герр оберст… К сожалению, я знаю слишком много и потому уже начал по-настоящему беспокоиться за свою шкуру. Думаю, что мне пора выходить из игры и сматывать удочки из этого вонючего отеля — иначе мне не сегодня завтра перережут глотку. Если не эсэсовцы, так агенты США — их уже полно шныряет здесь. А вы как считаете, герр оберст?
— Это ваше личное дело, Герлих.
— Вот именно, черт побери! С меня достаточно. Как говорят русские: я свои щи отхлебал. К тому же вы ведь знаете, что Австрия — моя родина. Я из Браунау, к великому несчастью, этот психоватый ефрейтор, фюрер рейха, — мой земляк. Нам, гражданам Браунау, придется еще многое сделать, чтобы реабилитировать наш городок перед будущим.
— Насколько я помню, ваша жена и дочь остались в Польше, в Жешуве?
В долине над рекой, над серой лентой шоссе уже заметно наслаивались сумерки. Фельдфебель бросил взгляд в зеркало, дважды нажал «стоп-сигнал» и, затормозив, плавно свернул на обочину. Грустно улыбнулся, показав на часы.
— Кажется, мне пора назад, герр оберст. Я очень жалею, но…
— Вы не ответили насчет жены, Герлих.
— Их уже нет в живых… Ни жены, ни дочери… Погибли под бомбежкой осенью прошлого года.
Крюгель вдруг подумал о том, что, в сущности, судьба была к нему милостивее, чем ко многим другим: за всю войну он ни разу не испытал безысходной горечи по утраченным близким — их у него просто не было. Ни жены, ни детей, ни сестер и братьев — никого из родственников, кроме престарелой тетки Хильды, живущей в родном Магдебурге.
Он никогда этого не испытывал, но в то же время представлял, как это, наверно, чудовищно трудно — осознавать и в то же время усилием воли глушить боль, безысходность, горькие воспоминания. А еще труднее — выглядеть при всем этом бодрым и добросердечным…
— После войны я непременно приеду к вам в гости в Браунау, дорогой Герлих! — пожимая руку, сказал на прощание Крюгель. — Если вы, конечно, не будете возражать.